Шрифт:
Закладка:
Деньги достойного бакалейщика теперь сослужили ему хорошую службу. Он сделал самую разумную вещь, возможную в данных обстоятельствах: построил ковчег для себя, крупными буквами написал сбоку на борту слова "Единственный Безопасный План Универсальной Навигации!" и назвал ковчег "Жабой". "Жаба" была построена по образцу Ковчега, и на нее не распространялись авторские права. В те дни Ной мог только надеяться, что "Жаба" окажется непригодна для плавания.
Брит посадил на борт "Жабы" свою жену Бриату, двух дочерей Фессар и Барран, их мужей Лампру и Пинниша, а также избранный набор зверей, едва ли уступавший тому, что собрал сам Ной. Лампра и Пинни, хитрые собаки, уговорили пятьдесят самых красивых женщин, которых смогли найти, пойти вместе с ними.
Брит не был таким хорошим моряком, как Ной. Он вышел в море на сорок дней позднее, потерял точный счет времени и плавал в океане семь лет с четвертью, живя, в основном, за счет крыс, которые заполонили "Жабу". Брит по глупости не снабдил свое судно провизией для путешествия.
После затяжного плавания пассажирам и команде "Жабы" удалось одним дождливым вечером сойти на берег, имея при себе багаж, енота и верблюда, единственных выживших животных из их когда-то гордого зверинца. Оказавшись на твердой земле, трое мужчин разошлись, заключив трехсторонний договор вечной дружбы, и разделили запас жен. Брит взял себе восемнадцать, Лампра восемнадцать, а Пинниш, который был покладистым парнем и не хотел ссориться, довольствовался теми семнадцатью, что остались.
Таблички от Небби Юнуса проливают некоторый свет на интересный вопрос, поскольку "хайарта", место высадки этой партии, безусловно, означает "остров", а "дийним", несомненно, означает "долгий". Возможно, поэтому мистер Раундс оправдано, по его мнению, решил, что "Жаба" бросила якорь в бухте Уоллабаут, и что Бруклин и Плимут обязаны своим происхождением этой единственной экспедиции.
ЭДВАРД МИТЧЕЛЛ
ПОХОРОНЫ ДЬЯВОЛА
Я почувствовал, как меня подняли с постели невидимые руки и быстро понесли по постоянно сужавшемуся проспекту Времени. Каждый момент мимо меня проносились столетия, я столкнулся с новыми империями, новыми народами, странными идеями и неизвестными верованиями.
Наконец я оказался в конце проспекта, в конце Времени под кроваво-красным небом, более ужасным, чем самая глубокая чернота. Мужчины и женщины спешили взад и вперед, их бледные лица отражали проклятый облик небес. На всем покоилась унылая тишина.
Затем я услышал вдалеке низкий вой, неописуемо тяжкий, нараставший, снова стихавший и сливавшийся со звуками начавшейся яростной бури.
На вопль ответил стон, а стон перерос в гром. Народ заламывал руки и рвал на себе волосы, и чей-то голос пронзительно и настойчиво кричал над суматохой:
- Господина нашего и хозяина, Дьявола, больше нет! Нашего господина и повелителя больше нет!
Тогда я тоже присоединился к скорбящим, оплакивавшим смерть Дьявола. Ко мне подошел старик и взял меня за руку.
- Ты тоже любил и служил? - спросил он.
Я ничего не ответил, потому что не представлял, о чем сокрушался. Старик пристально посмотрел мне в глаза.
- Нет таких печалей, - сказал он, - которые невозможно выразить словами.
- Значит, моя печаль не такова, как твое горе, - ответил я, - потому что глаза твои сухи, и нет горя в твоих глазах.
Он приложил палец к моим губам и прошептал:
- Подожди!
Старик провел меня в просторный и высокий зал, заполненный плачущей толпой. Толпа была поистине велика, ибо все люди всех возрастов мира, поклонявшиеся и служившие Дьяволу, собрались там, чтобы оказать последние почести мертвому. Я видел людей своего времени и узнавал людей прежних веков, чьи лица и слава были донесены до меня искусством и историей; и я видел многих других, которые принадлежали к более поздним векам, мимо которых я промчался в ночном движении по проспекту Времени.
Но когда я собрался сказать об этом, старик остановил меня.
- Тише, - сказал он, - слушай.
И народ воскликнул в один голос:
- Внимайте и слушайте протокол вскрытия!
Из соседней комнаты вышли хирурги и врачи, и философы, и ученые всех времен, призванные исследовать тело Дьявола и открыть, если бы они смогли, тайну его существования.
- Ибо, - говорили в толпе, - если люди науки смогут сказать нам, в чем Дьявол был Дьяволом, если они сумеют отделить его, бессмертного, от нас, смертных, мы сможем по-прежнему поклоняться бессмертному для нашей выгоды и к бесконечной славе нашего покойного лорда и повелителя.
Неохотно и с серьезными взглядами трое делегатов выступили из числа мудрецов. Один из них был Гален, другой Парацельс, и третий Корниил Агриппа.
Старик рядом со мной поднял руку, призывая к полной тишине. Звуки горя мгновенно стихли.
- Вы, верно служившие господину, - громко произнес Агриппа, - должны услышать тайну, раскрытую нашими скальпелями. Мы обнажили и сердце, и душу того, кто лежит там. Его сердце было подобно нашему сердцу, устроенному так, чтобы жить горячими страстями, сжиматься от ненависти и набухать от ярости. Но тайна его души взорвала бы уста, осмелившиеся раскрыть эту тайну.
Старик поспешно отвел меня в сторону, а толпа начала закипать в яростном гневе. Она стремилась захватить и разорвать на куски ученых и почтенных мужей, препарировавших Дьявола, из-за того, что они отказывались обнародовать тайну его существования.
- Что за ерунду вы нам говорите, шарлатаны, мошенники и расчленители трупов? - воскликнул один.
- Вы не открыли никакой тайны, вы лжете нам в лицо!
- Предать их смерти! - кричали другие.
- Они скрывают тайну, чтобы сохранить свои привилегии! У нас скоро будет триумвират шарлатанов, которые ставят над нами себя вместо того, кому мы поклонялись за достоинство его учения, изобретательность его ума, возвышенный характер его морали. Смерть выскочкам-философам, которые узурпируют душу Дьявола!
- Мы искали только Истину, - трезво ответили люди науки, - но не можем дать ее вам в том виде, в каком нашли. На этом наши функции закончились.
И они удалились.
- Посмотрим сами! - крикнул кто-то в разъяренной толпе. Люди пробрались во внутреннюю комнату, где лежало тело Дьявола.
Тысячи людей устремились за ними, тщетно пытаясь войти в обитель смерти, чтобы открыть истинное существенное качество ушедшего. Те, кто вошли, благоговейно приблизились к массивному ложу из чистого золота, усеянному сверкающими камнями, сиявшими изумрудами, хризолитом и яшмой. Ослепленные, люди отшатнулись с дикими лицами и растерянными
