С тройки на четверку кое-как окончила школу. Получила среднее профильное образование "по знакомству" - родители подсуетились. Так же по протекции какого-то папиного знакомого устроилась бухгалтером в небольшую фирму.

Как-то получилось, что начала встречаться с бывшим одноклассником. Без любви, без страсти, просто, чтобы... ну, может, приблизиться к треклятой нормальности. Так же без эмоций расстались время спустя. Не сошлись характерами.

И так же странно и бестолково у нее появился мишка цвета пыльной розы.

- Тебе! - заявила секретарша Любочка.

На Маришкин стол тяжело плюхнулась мягкая игрушка.

- Это мне Колька подарил. Козел. Вчера послала его... - Любочка неожиданно всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. - Давно пора было. Вот - раздаю, - она тряхнула коробку, которую прижимала к бедру, красиво изогнув тонкую талию. - Видеть весь этот китч не могу! А выбросить - жалко, - добавила она тихо и поцокала дальше, раздавая коллегам подушечки, вазочки, магнитики и прочую мишуру.

"А мне-то он на фиг?" - хотела крикнуть вдогонку Маришка, но почему-то показалось, что это обидит плюшевого мишку, и она промолчала, ругая себя за глупость и бесхребетность.

После работы она забрала медведя домой, действительно - не выбрасывать же!

В автобусе Маришке казалось, что все уставились на нее, и уткнулась лбом в мягкую голову игрушки. Она приятно пахла сладковатыми Любочкиными духами.

"Надо же", - удивилась Маришка, - "Любины духи мне никогда не нравились, а вот на мишке - неплохо, даже приятно".

И ей как-то стало наплевать, кто что думает, потому что отвлеклась на кое-что поинтересней: игрушке нужно было придумать имя. Зачем? Ну, просто нужно, потому что захотелось, и вообще, почему бы и нет.

"Топтун, Потапыч, Рычун... Нет, никакой ты не Рычун, ты же славный, пушистый... Пушистик? Пуша!"

По дороге от остановки домой Пуша превратился в Пашу, в подъезде - в Павла, и в квартиру был занесен уже Павел Мишкович.

- Вот так и живу, Павел Мишкович, - извиняющимся голосом объяснила Маришка.

Раньше у нее не было привычки вести разговоры с самой собой. Но сейчас взгляд натыкался на разбросанные вещи, на немытую чашку на журнальном столике и почему-то стало неудобно перед мишкой.

- А мы сейчас все быстренько уберем! - пообещала Маришка.

После уборки она приготовила ужин - не показывать же новому жильцу, что обычно она "бутербродничала", а потом они вместе смотрели фильм. Маришка отпускала шутки и объясняла Павлу Мишковичу происходящее, не отдавая себе отчета в том, что давно не проводила вечер так приятно.

Так и зажили. Каждое утро начиналось с приветствия:

- Раннего, Павел Мишкович!

После работы Маришка спешила домой, но в привычку вошло покупать маленькие приятности, чтобы порадовать медведя, а заодно и себя: пирожные, цветы, однажды симпатичную блузку.

- Нравится, Павел Мишкович?

Пыльнорозовое молчание казалось одобрительным.

- А я сегодня опять начудила, Павел Мишкович, - делилась Маришка, готовя ужин.

Медведь добродушно ее выслушивал. А маленькие и большие недоразумения перестали казаться чем-то плохим, напротив, превратились в своего рода забавные приключения.

Ночи игрушка проводила в кровати хозяйки. Смешно, но спалось так спокойнее и крепче. Лишь иногда, поворачиваясь во сне, она раскрывалась. Тогда мягкая лапа цвета пыльной розы тянулась к одеялу и укрывала мирно сопевшую Маришку. И было это самой нормальной вещью на свете.

Леонид АШКИНАЗИ

DEJA VU, и такое DEJA, что даже VU

Как написал Булгаков - "человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен". Мне всегда казалось, что это не очевидное утверждение. Проблема для кого создается? - только для окружающих. Для самого же человека скорее наоборот. Однако уточним - в цивилизованной стране вообще не очень важно, как умирать, а вот в некоторых - вы меня понимаете? - лучше бы как раз внезапно. Ну так вот, встречает меня официальное, судя по манерам, лицо, доброжелательное, но строгое, и спрашивает человечьим голосом, причем, чтобы мне было легче понять, частично по-русски, - кем я в свою бытность на Земле был и чем занимался. Каков был май бизнес и джоб? Отвечаю, что был физиком и социологом, и эти же науки преподавал. О - говорит - официальное лицо, эт хорошо, эт здорово, вы м-молодец! (Стругацких, значит, походя цитирует, чтобы мне страшно не было). Про физику и социологию мы с вами потом поговорим, побалакаем, перетрем и прочий семантический ряд, а вот что касается преподавания, то - к делу! Ведет он меня по коридору, распахивает дверь пинком правой ноги и вот - восемь студийных ламп сияют под потолком, доска, проектор, стол, стул, три камеры, сбоку пульт, за пультом деловитая ангелина, крылышки кокетливо сложены... и в маске она... да не как у Пелевина в последнем, который мне довелось прочесть, романе, а как при этом, как его, ну вы поняли, вирусе. Хотя у них тут, надо полагать, интернет есть, так что Пелевина моего любимого ишшо почитаем!

И говорит мне официальное лицо, что у нас-де, как у вас, многострадальных, тоже эпидемия, занятия посему в zoom"е ведем, а вот вам и студия, и вот вам техник и режиссер в одном симпатичном лице, под масочкой вам пока не очень видно, но вы уж мне поверьте, так что вот, ведите, солнышко мое, занятие, а ты, красавица, достопочтенного преподавателя в курс дела введи, он пять минут, как прибыл, помоги ему освоиться, понимаешь меня? И растворяется оно, официальное, неофициально в воздухе. Вот так.

Вводит меня техник и режиссер в одном симпатичном лице в курс дела за пять минут, веду я занятие, проходит час, подает мне мой симпатичный опекун и наставник знак, что перерыв надо бы сделать, ученики, чай, притомились, делаем мы с ней перерыв, лампы, что на потолке, выключаем, пьем taster choice с булочками, диодики на пульте таинственно перемигиваются, а булочки такие, что я уж не знаю, что слаще будет, и тут вваливается официальное, будь оно неладно, и сует мне бумагу с текстом. И пробегаю я до боли знакомые слова, написанные мною самим лет двадцать или тридцать назад, вот эти.

В одной из аудиторий с потолка опускались по стене около доски два провода. Оканчивались они очень просто - двумя голыми концами. Ни изоляции, ни выключателя... "Интересно, - спросила бы, глядя на них Сэй-Сенагон, - а напряжение между