— Тим, мы в гости идем. Эстель наверняка будет нарядная, а ты что? — пытаюсь я надавить.

Но Тимошка заявляет, что он костюм наденет, только если и Тиль будет в брюках и бабочке. Господи! От бессилия закрываю лицо руками.

Вот золотой у меня сын. Грех жаловаться.

Но иногда как упрется, и все.

Теперь-то я знаю, в какую он породу, однако это не облегчает ситуации.

Время уже два, а мы все там же топчемся.

И как любая мать, я ничегошеньки не успеваю.

Ни сама собраться, ни ребенка одеть. Ужас какой-то. Титул супермамы мне точно не достанется.

Внезапно меня озаряет, что под это платье обычные колготки не наденешь, и я бросаюсь искать что-то совсем тонкое, но, как назло, ничего такого у меня нет. А уже готова бежать в магазин, проклиная все на свете, Тимку одного не оставишь, а пока я его одену… Да что ж за день такой, почему я такая растяпа? От нервов даже слезы подступают. Не надо мне ни на какой прием, куда я намылилась?

Взгляд падает на фотографию сестры, и в памяти всплывает, как она смеясь дарит мне на восьмое марта комплект чулок, говоря, что пора взрослеть. Божечки!

Главное найти!

К моему облегчению, чулки находятся и даже вполне приличного оттенка. Машка могла ради прикола подарить мне что-то эротического, чтобы подразнить, но нет. Вполне практичная вещь, правда, для погоды потеплее, но Воронцов вроде обещал забрать на машине.

Натягиваю добычу осторожно. Если я понаставлю затяжек или не дай бог стрелку пущу… Это будет катастрофа.

Звонок в дверь квартиры заставляет меня дернуться, я привыкла, что звонят сначала в домофон. А когда есть подозрение, что это соседи, у меня возникает недоброе предчувствие, что Тимка опять что-то натворил.

Смотрю на часы — половина третьего. Для Воронцова рано, кто там еще? Накидываю рубашку и бегу к двери, молясь, чтобы мы никого не залили, чтобы Тимошка не бросался из форточки куриными костями и не пел опять в воздушную вентиляцию в туалете, пугая той-терьера над нами…

Слышу, что из ванной доносится шум воды и вопли про Акуленка-туруру…

Кошмар…

В дверной глазок ничего не видно, и я готовлюсь к худшему. Соседка сверху неплохая в общем-то женщина, но очень нудная…

— Кто там? — спрашиваю напряженно. Времени и так мало, и если это Антонина Ивановна…

— Варя, открывай, — знакомый голос приносит одновременно и облегчение, и панику. Это не хозяйка ссыкливого той-терьера Риччи, но я еще совсем неготова! У меня еще есть полчаса!

Зачем он приехал так рано?

— Варя, — напоминает Воронцов о том, что он все еще за дверью и никуда не испарился.

Нервно оглядываю себя. Так, рубашка вроде закрывает все неприличное.

Может, хоть Виктор уговорит Тимошку надеть чертов костюм…

На выдохе распахиваю дверь, и Воронцов как обычно мгновенно оказывается в квартире. Прирожденный захватчик. Оп, и территория оккупирована.

Понятно, почему в глазок было ничего не видно. В поднятой руке него что-то большое, черное и шуршащее. Он вешает это на вешалку, и я не успеваю понять, что это.

— Проходите, — запоздало бормочу я. — Вам придется подождать, могу пока чаю…

Все это я предлагаю груди Виктора, стараясь не поднимать глаз. От него сейчас особенно веет роскошью, дорогой жизнью и чем-то совершенно недоступным и неуместным в моей прихожей.

Хочу смыться в комнату, чтобы надеть платье и не сверкать голыми ногами перед Воронцовым, но внезапно Виктор притягивает меня к себе.

Обнимает крепко, зарываясь носом в волосы на макушке.

— Варь, это же та рубашка да? — хрипло спрашивает он.

Я не сразу дотумкиваю, что он имеет ввиду.

Да, он с этой рубашкой встречался, когда я у него в доме за Тиль приглядывала. Она очень уютная, теплая и мне нравится.

— Гольфиков не хватает, — договаривает он, и я наконец соображаю, что Виктор сейчас имеет в виду нашу первую встречу.

Горячая волна тут же заливает меня. Наверно, я сейчас красная как рак.

Да что же это такое? Мы ведь уже занимались кое-чем посерьезнее, а я по-прежнему из-за такой мелочи смущаюсь, хотя по-хорошему мне стоит разозлиться, вспомнив, как себя повел этот питекантроп.

Сейчас бы как-то удачно сострить или осадить товарища, опять нагло распустившего руки, но у меня слова встают комом в горле от всплывшей в голове картинки, как Воронцов забирается мне под рубашку и сжимает грудь.

Воронцов шумно вдыхает.

— Был уверен, что тебе подойдет этот запах.

Да, я не утерпела и набрызгалась духами с самого утра, уверяя себя, что это для настроения.

— Ты сама как корица. Теплая и терпкая…

И в этот момент, я осознаю, что пока я распускаю уши, кто-то повторяет то, что я вспомнила про турбазу. Ладонь забирается под рубашку, скользит вверх по ноге и застревает на границе чулка.

— Варя…

Воронцов подхватывает меня и усаживает к себе на пояс, как тогда на кухне. Его руки смело мнут мою попку. Я настолько теряюсь от этой атаки, что забываю все свои обещания, про «не быть тряпкой», и кто его знает, куда бы это все зашло, если бы не очередной вопль Тимошки из ванной.

— Что вы творите! Нам надо собираться!

— У нас масса времени. Начало в восемь, — прижавшись губами к сгибу моей шеи, бубнит Виктор.

Что?

У меня даже мурашки пропадают от возмущения.

В восемь?

Так какого лешего я собираюсь к трем как наскипидаренная?

Я думаю, любая женщина меня оправдает за то, что я перехожу к рукоприкладству. Со всей силы я щипаю Виктора за мочку уха.

— Это что за новости? Почему я должна быть готова к трем? — у меня внутри все клокочет.

— Нам надо поговорить, Варя, — оторвавшись от моей шеи, Воронцов пристально смотрит мне в глаза. Даже перестает шевелить наглыми пальцами на моей попе, демонстрируя, что тема для разговора серьезная.

— Пять часов будем говорить? — я злюсь и никак не могу успокоиться.

— Надеюсь, что нет. Оставшееся время можно будет провести более приятно…

Глава 54

— Варя, с ним все отлично, — окликает меня Воронцов, что я вновь вытягиваю шею в сторону детской игровой комнаты.

На самом деле, я не столько волнуюсь за Тимошку, впервые оказавшегося в таком месте, сколько старательно избегаю смотреть в глаза Виктору.

Я злюсь на себя, что позволила себя уговорить прийти сюда, злюсь на Воронцова, который никак не хочет оставить меня в покое, а еще я смущаюсь и чувствую себя не в своей тарелке.