Интересно, что сам альбом не имел ничего общего не только с рок-н-ролльной традицией, но и с музыкальным творчеством вообще. Основу его новаторства составляла поп-диверсия, произведенная «Мухомором» в тылу незыблемых основ и постулатов родного языка.

«В основе этой акции лежала не музыка, а «говорение», — вспоминает Свен Гундлах, голос которого звучит в русском варианте вступления к альбому. — Мы использовали свободный речевой поток в качестве ритмической импровизации. Главной задачей для нас был русский язык и его живое, современное употребление. Мы позволили себе порезвиться, формализовав некоторые вещи в духе авангарда двадцатых годов, добавив к этому все, что мы знаем о русском языке».

После прослушивания альбома ни у кого не возникало сомнений в том, что на данной территории резвятся умные и хитрые люди, эдакие скоморохи-интеллектуалы от современной культуры. Истерический оптимизм «Золотого диска» шокировал фантастическим нагромождением нелепостей и издевательскими аллюзиями (музыкальными, интонационными и даже образными) на тогдашнюю советскую действительность. До гордого титула «неодадаистов» «Мухомору» не хватало буквально одного шага.

На альбоме декларировалось раскрепощение психики и свободное обращение к табуированным темам (от фрейдизма и эротики до псевдодиссидентства), пересечение которых выглядело порой неожиданно: «Молодой солдат стройбата, весь от горечи шатаясь, вдруг ворвался в инкубатор, грязно, матерно ругаясь». В качестве орнамента использовалась ненормативная лексика, которая рассматривалась художниками как одно из средств, позволявших придать динамичности ритмическому рисунку полотна в целом.

Кажущаяся грязь и нигилизм только подтверждали, что концептуализм не был для «Мухоморов» пустым термином — подобный подход к творчеству создавал богатейшую почву для дальнейших экспериментов в пограничных сферах. Другими словами, единственный полнометражный альбом этой группы, не имевший прямых аналогов в западной поп-культуре, можно оценить исключительно как «базисный» и «этапный».

...Собравшись на квартире у Алексея Каменского, «Мухоморы» решили в течение одного вечера записать подборку своих «самых смертельных номеров». У группы уже был определенный опыт подобных звукосессий. Ранние эксперименты 1978–1979 годов — запись сатирических радиопостановок на злободневные темы («Моцарт и Сальери», «Заседание парткома»), исполненных «Мухоморами» по собственным сценариям в форме искрометного ток-шоу, — послужили фундаментом для реализации идей, нашедших свое прямое продолжение на «Золотом диске».

Технология записи была вызывающе примитивной. На один канал бытового магнитофона «Ростов 101» записывался голос чтеца, на другой — заранее подготовленная фонограмма из обширной коллекции пластинок Алексея Каменского. Хозяин квартиры был членом Московского общества филофонистов, и по звучащим на альбоме фонограммам нетрудно узнать, какие именно пластинки хранились в советских домашних фонотеках начала 1980-х годов.

Тексты лежали на столе в виде хаотично разбросанных машинописных листков, из которых интуитивно выбирались созвучные музыке произведения. В декламируемых стихотворениях соблюдался принцип «коммунального авторства» — тексты Звездочетова и Владимира Мироненко зачастую читались Свеном Гундлахом, и наоборот. Часть стихотворений была записана в двух вариантах, из которых Каменский впоследствии выбирал наиболее удачный. «Английское» вступление читал Владимир Мироненко, который в школе изучал французский, и поэтому все слова произносились им по транскрипции, написанной русскими буквами.

Для обложки 50-минутного опуса использовалось высокохудожественное фотоизображение ягодиц одного из участников проекта. Вместо унитаза под ними фигурировали червонцы и четвертаки — мол, «нам насрать на коммерцию». Впрочем, попытка коммерческой деятельности в отношении «Золотого диска» все-таки была предпринята. Инициатором стал один из редакторов подпольных журналов «Ухо» и «Зеркало» Евгений Матусов. Именно ему принадлежала идея самой записи альбома — в виде объединения под вывеской супершлягера разрозненных стихотворений «Мухомора».

Выступая в роли технического продюсера, Матусов принес на запись профессиональный микрофон, а после завершения сессии растиражировал «Золотой диск» на нескольких десятках советских 60-минутных кассет. Каждая из кассет была оформлена в виде «обложки-раскладушки» и распространялась в студенческих кругах по спекулятивной цене, включавшей в себя стоимость кассеты, затраты на производство и, конечно же, прибыль.

«Матусову каким-то образом удалось придать коммерческий характер откровенно некоммерческим произведениям, — вспоминает Сергей Мироненко. — Нас сильно потряс факт того, что все это кто-то еще и покупал».

Первые домашние презентации «Золотого диска» были устроены для узкого круга представителей московского неформального искусства — Кабакова, Монастырского, Пригова, Всеволода Некрасова. Сам альбом подавался не как развлечение, а как сложная теоретически-эзотерическая авангардная композиция, выполненная в непривычной для того времени форме. Действительно, все социально-культурные условия СССР 1970–1980-х годов способствовали выработке подобного авангардного адреналина. Не случайно известный питерско-московский художник, приятель Брайана Ино и большой шутник Сергей Шутов впоследствии говорил: «Россия — страна авангардных экспериментов».

«Что подвигло нас на дальнейшее распространение альбома? — рассуждает Гундлах. — Мы увидели, что помимо эстетического удовольствия он вызывает просто удовольствие. Все смеялись, радовались, и это было удачно. У «Золотого диска» появилось другое качество, и то, что эта словесная коммуникация, снабженная какой-то музыкой, попала в рок-среду и в рок-культуру, было очень характерным показателем для того бесконцертного времени».

Большинство стихотворений датируется концом 1970-х. Временем записи ныне принято считать декабрь 1981 — январь 1982 года, а наивысшего резонанса в Москве «Золотой диск» достиг к 1983–1984 годам. Одна из причин такого временного разброса, возможно, заключается в том, что слушателям понадобилось определенное время, чтобы созреть для восприятия подобной эстетики. Что же касается самих «Мухоморов», то, несмотря на наличие стихотворного материала на еще несколько альбомов, они сознательно отказались от развития данной идеи.

«Продолжать наносить удары в одну и ту же точку нам было уже не интересно, — вспоминает Сергей Мироненко. — Глазами сегодняшнего дня все это напоминало бы шоу-бизнес».

«Золотой диск» являлся лишь одной из сторон активнейшей общественной деятельности «Мухоморов», состоявшей из организации авангардистских выставок, рискованных психоделических хэппенингов (акции «Раскопки», «Метро», «Расстрел», «Нейтронная бомба»), издания остроумнейших манифестов и открытых писем — например, к Маргарет Тэтчер по поводу конфликта на Фолклендских островах.

Совершенно очевидно, что «Мухоморы» были группой честных и умных «психов», которые, подобно «Бубновому валету», «Ослиному хвосту» и обэриутам, пытались разрушить закостеневшие традиции и окружавшую их систему художественных ценностей. Своими энергичными выходками-перфомансами они настолько разогрели демонов в собственных головах, что никакие интеллектуальные ограничения и социальные табу не могли помешать им выражаться и жить в стиле «рок». Они были молодыми и творчески настроенными радикалами, которые легко и радостно обстебывали и разрушали все вокруг.

...Несмотря на трансляцию фрагментов «Золотого диска» по «Би Би Си» и последовавшие за этим репрессии, ни Гундлах, ни Звездочетов, ни Каменский, ни братья Мироненко никогда не были диссидентами. Перефразируя известное высказывание Синявского, с советской властью у них были чисто стилистические разногласия.

«Мы старались сделать что-то новое, инспирировали новые идеи и запахи, — считает Звездочетов. — Если бы мы продолжали в том же духе, нас бы