пока по старинке. Ты мне машину только верни.

Замялась, а что мне было терять? Тайной взяло тенденцию раскрываться, нужно было поспевать.

— Меня отчислили и машину не верну.

— Что сказала? — Подавился, бабушка стукнула его по спине, что было силы, на что он аж сжался и отсел на край.

Лицо покраснело, прокашлялся и сделал глоток чай. Глаза его двумя блюдцами смотрели на меня, на лбу проступил пот.

— А что не услышал? — Грубо прозвучало, он все таки сделал первый шаг, и моя язвительность была прямо говоря не к месту, сменила тон. — Рада, что у тебя хорошее настроение, ты выглядишь очень хорошо, оставайся, пожалуйста, таким.

Отец всегда вызывал во мне смешанные чувства, я бесспорно его любила, только любовь эта будто была в одни ворота, непонятая, отвергнутая. Каждый раз ждала, когда он заберет со школы, когда поздравит, когда пригласит прогуляться, хоть что-то, но в воспоминаниях он был пьяный, а когда не пил, работал. Редкие поездки, приятные моменты были, но так мало, словно их создавали не отец и дочь, а просто знакомые люди.

— С бабкой меня совсем не слушаете, делайте что хотите. — Одними губами плюнул под ноги, за что получил тумак от бабушки, она оглядела пол, ничего не нашла и ещё раз влепила ему по лбу. — Ключи мне отдай.

Никогда ещё мне не приходилось сравнивать себя с машиной, но я знала точно, верни меня в детство и я непременно захотела бы стать трансформером. Отец бы явно такую дочь не смог обойти стороной, а то и вовсе души не чаял. Слишком большое значение он придавал куску металлолома с колесами, впрочем, так было не только у него.

— А ты за столько лет не хочешь спросить как у меня дела? Я всё-таки дочь твоя родная.

По взгляду поняла, ярости и обиды у него не меньше. Она была куполом от внешнего мира, была его путеводителям, и мешала открыться. Теперь я отчетливо понимала, этого не произойдёт. Мы были родными, но разными, и это не было бы помехой, если бы любовь не имела столько шипов, и не прошло бы столько времени. Начать меняться мы можем, уверена, это обязательно будет, но всех шагов не хватит, чтобы преодолеть столь большое расстояние.

— Которая шантажирует, отбирает ключи!

— Про машину я всё сказала.

Я мечтала ему помочь, наставить на правильный путь, заслужить то, что полагалось априори. Но ничего не будет, пока его уши наглухо закрыты, а на мои потуги он закрывал глаза. Однако, помочь я могла, уверена, она бы тоже этого хотела.

Присела у ног бабушки.

— Бабуль, ты меня прости последний раз, думаю, так лучше будет. Не вини себя больше, на этом ты ему отплатила всем.

Она молчала, явно пораженная моими словами. Не понимала, но спрашивать ничего не стала. Положила карточку рядом с отцом и ощутила легкость. Эта ноша была не моей, и полагалась тоже не мне, как бы сильно она не желала обратного.

— Что это?

— Бабушка деньги откладывала несколько лет, это тебе на автосервис, может не хватить, добавишь. — Взяла телефон и перевела свои, что откладывала со встреч с родственниками Заира. — А это от меня. Пропьёшь и я тебе больше не дочь.

Не доверяй деньги алкоголику и наркоману, но тут было другое. Я знала, что все до копейки будет вложено на реконструкцию, больше машину он любил только своё детище. Пьяным приходил в обгоревшие стены, находился там и для собственного успокоения, чтобы знать, когда-нибудь он сможет всё восстановить.

Отец что-то говорил, но я ушла, мне было душно, нечем было дышать, словно стены надвигались друг на друга, сдавливая пространство, захотелось прохлады. К остановке подъехал сорок восьмой, видимо, это судьба.

Глава 43

Мирное соседство кладбища, штраф стоянки и небольшого магазина наводила меня на мысль о трёх составляющих каждой жизни: еда, проблемы, смерть. На этой части земли было удивительно умиротворенно, словно оказываясь тут, по другую сторону, даёшь себе время передохнуть, что довольно контрастировало с красными и бледными лицами людей, отправляющихся за своими автомобилями.

Пальцы коснулись холодного металла, нарисовали линию. Он хотел вернуть машину, что ж, за столько пройденных дорог вместе, за головную боль, за беспокойства и равнодушие, я собиралась отнять её. Дверца открылась с пронзительным тяжелым скрипом, поселяя в моей груди печаль. Провела рукой по пыльной приборной панели, вставила ключ в зажигание. Старушка тарахтела, но заводиться не собиралась. Её время подходило к концу, как и мои попытки выслужиться, я больше не собиралась вмешиваться в жизнь отца и бабушки, а просто быть рядом.

Откинулась на спинку. У нас всё же были счастливые моменты, поездки, времена, когда отец доставал голову из песка и всегда находил меня вблизи. «Ты так сильно похожа на мать» — говорил с нежностью, разглядывая моё лицо, подобно драгоценности.

Взгляд блуждал от магазина с красным козырьком, напичканный товарами (венки, продукты, бытовые принадлежности), до высоких ворот, перетянутых сеткой. Разбитая дорога цепляла эти участки к себе, подобно изогнутой ветки. Впереди болото, покрытое тиной, пластиковыми пакетами, упаковками и прочим мусором — конечная точка.

Вышла из машины и покатила её к оврагу. Получилось не сразу, пришлось немного раскачать колёса, прежде чем жигули поскрипывая, двинулись вперёд. Почему я это делаю? Наверное, мне хотелось похоронить обиду, взять силы простить отца, двигать вперёд, и сделать я это могла только с чем-то материальным, будто пред прощением взять плату.

«Дочка, ты тут посиди, я быстро» — ты закрыл дверцу и ушёл в гараж. «Быстро» растянулось на несколько часов. Запах бензина и дешевый ароматизатор пропитали куртку. После отвёз меня к бабушке, в красках рассказывая про посещаемые аттракционы, а мою ложь купил за шоколадку.

«Сейчас грибов с тобой наберем, целую корзину» — радостно причитал, остановлюсь у кромки леса. Меня ты отправил по опушке, собирать несуществующие грибы, ведь была зима, а мне было только пять, чтобы понять всю одиозность. Сам стоял у машины, грелся коньяком в руках, и заставил меня плакать, когда машину остановили на обратном пути.

— Ты что делаешь, чумная, уйди от машины, — кричала вслед продавщица, кудрявые тонкие волосы её развивались по ветру. — Сейчас полицию вызову.

«Ты эт, бабке не сдавай меня, иначе всё, папке твоему каюк» — говорил мне, паркуя машину поперёк дороги, открывая дверцу, и падая на асфальт. Подняться ты больше не смог, оставляя меня с презрением окружающих, волочил языком, не выдавая больше ничего связного.

Подкатила жигули к обрыву, в лицо ударил поток