Он привык прибегать к посторонней помощи. В конце концов, он не мог приехать к ней, поэтому поручал другим сделать это за него, но так далеко в своих просьбах он еще ни разу не заходил.

Манипуляции должны быть идеальными, изощренными, но в то же время простыми. Цель была прекрасна, но вот эта часть… заметание следов, заверения, которые, увы, приходилось раздавать, поскольку после того как дело было сделано, у людей неизбежно подкашивались ноги.

Все это жутко утомляло.

Он запер массивную дубовую дверь кабинета, которую установил вместе со звукоизоляцией, когда въехал, и подошел к большой картине, висевшей над кожаным диваном. Сняв ее, положил на диван и дотянулся до стенного сейфа. Закрыв глаза — в качестве тренировки, — набрал шестнадцатизначный код и, услышав короткий тихий сигнал, повернул ручку на девяносто градусов вправо.

Дверь распахнулась.

Он достал небольшой нейлоновый мешочек, закрыл сейф и вернул картину на место.

Он не стал садиться обратно за стол. Вместо этого подтащил один из стульев для гостей к окну и сел, как делал каждый раз. Достал из нейлонового мешка дешевый телефон и шнур, маленькую черную коробку и цифровой диктофон, на который были записаны необходимые ему фоновые звуки. После этого вставил в телефон аккумулятор и подключил шнур к розетке чуть ниже подоконника. Это позволяло поднести телефон ко рту и говорить, пока аппарат заряжается.

Он не любил оставлять в аккумуляторе заряд и никогда не оставлял аккумулятор в телефоне. Ему нравилось, что телефон нельзя отследить, но недавнее знакомство научило его, что по-настоящему безопасными могут быть лишь очень немногие технологии.

Он настроил цифровой диктофон на нужный файл, надел на голову черные наушники и поставил рядом с телефоном динамик.

Преобразователь голоса был относительно недорогим. Эта штуковина изменяла голос, заставляя его звучать примерно на пол-октавы ниже. Он подозревал, что целевой рынок такого гаджета — это нечто приземленное. Например, женатые мужчины, пытающиеся заняться сексом по телефону со своими женами или подругами. Он тщательно его протестировал. Благодаря этой штуке его голос отлично подходил к выбранной им для себя роли заключенного.

Он перепроверил настройки и набрал номер. При первом гудке нажал на диктофон и поднес его к трубке. Комната наполнилась мужскими криками.

— Это ты?

— Да, детка. Это я, — ответил он.

— У вас там вечно шум, — посетовала она. Одно и то же каждый раз, когда он звонил. Она могла бы быть частью записи.

— Ага, — согласился он. — Подожди; посмотрю, найдется ли тут тихий уголок. — Он притворился, что двигается, но на самом деле лишь слегка уменьшил громкость записи.

— Это ужасно.

Опять та же самая песня.

— Уже недолго, — сказал он ей.

Господи, сколько можно! Он пришел к выводу, что, если б мог вычислить время, необходимое для ее глупых комментариев и бессмыссленных вздохов, которыми она сопровождала их разговоры, то смог бы записать самого себя и настроить звонки так, чтобы они запускались сами по себе. Но пока что эти отношения заканчивать рано. Ему придется двигаться выбранным курсом еще как минимум месяц.

— Чак?

— Что?

— Как прошло собрание по условно-досрочному освобождению? Я забыла спросить на прошлой неделе.

Это было проблемой, когда изображаешь из себя реального заключенного. С одной стороны, можно легко получить подробности, необходимые для того, чтобы реалистично играть роль. Но все, черт возьми, в конце концов попадает в Интернет.

— Ладно. Не хочу пока сглазить, говоря об этом.

По молчанию в трубке он понял, что она дуется.

— Мы приближаемся к цели, детка. А это самое главное, верно?

— Когда я увижу тебя? Я могла бы приехать, просто в гости?

— Нет. — Его голос дрогнул, но он надеялся, что через модулятор это будет не так заметно. Будь она проклята… — Мы не должны…

Он недоговорил. Он ненавидел ее за то, что она заставляла его нервничать

— Чак?

Он вновь вошел в роль.

— Нельзя, чтобы кто-то узнал о нас. Чтобы все, ради чего мы столько трудились, полетело к чертям собачьим.

— Знаю. Ты приложил большие усилия для того, чтобы пользоваться телефоном охранника и иметь возможность говорить в отдельной комнате. Ты оберегаешь меня.

— Да, — подтвердил он всю ту ложь, которую нагородил, чтобы завоевать ее доверие и помощь.

— Но тебя больше нет в чате.

Он уже говорил ей, что боится, что копы мониторят чат, что это слишком опасно и может повредить его условно-досрочному освобождению. Он не должен повторяться.

— Ты знаешь почему.

По правде говоря, он не любил быть связанным с кем-то слишком долго. Это существенно увеличивало риск. Не хватало только, чтобы его поймали из-за какой-то жалкой неудачницы…

— Знаю, но мне так трудно тебя не видеть…

Он промолчал. Именно это и требовалось. Он больше не пытался остановить ее речь. Он привык, что она вечно повторяет одно и то же.

— Я пытаюсь набраться терпения, Чак.

— Ты молодец, детка. Меня это тоже беспокоит, но, в конце концов, оно того стоит. Ты же знаешь, без тебя я бы не справился.

Короткое молчание.

— Я сделала все, как ты и сказал, — гордо заявила она. — Каждую мелочь.

На прошлой неделе она сообщила ему подробности. Ему было неинтересно выслушивать их снова. Бесконечные вопросы о лаванде и желтых цветах. Некоторые женщины задавали слишком много вопросов.

Он очень надеялся, что ему не придется искать другую, чтобы довести свой план до конца.

— Так когда я тебя увижу?

Ее голос был чистым нытьем. Избалованная девчонка, привыкшая, надув губки, добиваться того, что хотела. В юности он знал их великое множество. И презирал всех до единой.

— Чак, ты обещал, что, когда все будет сделано…

Он сделал тихий вдох, пытаясь сдержаться.

— Хочу посмотреть, в каком направлении пойдет полицейское расследование. С тобой никто не связывался?

— Нет, — сказала она, слегка разочарованно. — Но я ее видела.

— Видела кого?

— Коронера, ту телку, которая посадила тебя в тюрьму.

При упоминании Беллы он шумно выдохнул. Он велел этой дуре держаться подальше от Беллы.

— Знаю. Мне нельзя с ней разговаривать, и я не стала. Во всяком случае, много. Но ты был прав. Сара была ее точной копией.

Он ничего не сказал. И даже хотел бросить трубку. Прямо сейчас. И в то же время хотел услышать каждую деталь. Сколько времени он не видел Аннабель? Семь с половиной лет.