Собравшись с духом, Лэйд подошёл к лестнице, ведущей в подвал. Она выглядела деревянным зевом с зубами-ступеньками, зевом, ведущим в наполненное темнотой чрево огромного кита. Можно захлопнуть люк, подумал Лэйд. Прочный, оббитый железом, он надёжно запрёт непрошенного визитёра внизу. Но будет ли это выходом? Едва ли. Если мистер Гаррисон в самом деле безумен и руководствуется местью, он всё равно явится рано или поздно, чтоб обглодать ему лицо, как бедняге Саливану. Но в следующий раз преимущество внезапности будет уже на стороне любимчика Нового Бангора.

Нет, всё должно решиться этой ночью.

Лэйд осторожно ступил на лестницу.

— Мистер Гаррисон! — позвал он в темноту, выхватывая пятном света бока старых коробок, — Добрый вечер, мистер Гаррисон! Пожалуйста, не делайте резких движений, у меня в руках револьвер.

Подвал молчал. В свете керосиновой лампы он походил на тесный корабельный трюм, каждый квадратный фут которого был рационально учтён, использован и заполнен. Старые тюки, успевшие не единожды покрыться слоем пыли. Целая батарея бочонков из-под французского вина, выстроившихся не то по ёмкости, не то по библейскому ранжиру — мафусаилы, бальтазары, навуходоносоры, мельхиоры[68]… Горшки и амфоры с полинезийским орнаментом, хранящие в себе невесть какие-то жидкости, может, благовония, а может, смертельные яды. Тазы, кадки и вёдра. Канистры, котелки и бидоны…

«Мой балласт, — подумал Лэйд, пытаясь с лестницы осветить всё это нагромождение ёмкостей, — Боже мой, каким огромным количеством никчёмного скарба я прирос за все эти годы! Неудивительно, что Иона томился в чреве чудовища всего три дня — он-то, по крайней мере, путешествовал налегке…»

— Мистер Гаррисон!

Шелест. Скрип. В замкнутом помещении подвала сложно было определить направление звука, здесь царила особая, свойственная погребам, акустика. Страшно представить, какой удар получат его барабанные перепонки, если придётся стрелять… Лэйд поспешно отбросил эту мысль, как иногда на прогулках отбрасывал тростью невозмутимо ползущую по тротуару змею.

— Мистер Гаррисон, сэр! Я не знаю, в каком обличье вы находитесь и не знаю, понимаете ли вы человеческую речь, но если понимаете, пожалуйста, выслушайте меня со всей возможной серьёзностью!

В десяти футах от Лэйда едва слышно скрипнул тяжёлый дубовый ларь. Лэйд поспешно заключил его в круг света, пожалев, что не запасся более мощным фонарём. Непростительная ошибка для человека, считающего себя профессионалом в деле борьбы с чудовищами. Он самоуверенно полагал, что бой пройдёт на его условиях. Сейчас уже очевидно, что где-то была допущена ошибка. Он найдёт, где. Потом.

Лэйд замер на середине лестницы, благоразумно не став спускаться вниз. Здесь у него была более выигрышная позиция.

— Я знаю, что вам пришлось перенести, сэр. Я знаю про ваших дочерей. Я был у мисс Амиллы и разговаривал с нею. Я был в вашем доме, под сенью которого произошла трагедия. Поверьте, моё сердце обливается ужасом при мысли о том горе, которое постигло вашу семью!

Дубовый ларь остался недвижим, но штабель шляпных коробок в паре футов от него издал подозрительный скрип. Лэйд поспешно перевёл свет лампы на него, не опуская в другой руке револьвера.

— Пожалуйста, сэр. Если вы сохранили в своей душе остатки разума, сейчас как никогда время ими воспользоваться. Я не хочу причинять вам дополнительные страдания, но, видит Бог, причиню — если посчитаю, что моей жизни угрожает опасность!

Древний сейф, примостившийся неподалёку от коробок, издал своим ржавым голосом короткий скрип, от которого зубы Лэйда тревожно заныли в дёснах.

Этот мистер Гаррисон, кем бы он ни был, или прирождённый гимнаст или карлик, подумал он, перенося допотопный прицел старого револьвера на сейф. Двигается почти бесшумно и, кажется, совсем невелик ростом. Может, я напутал и тут? Может, это не человек, а какой-нибудь удивительно крупный брауни? Нет, ерунда. Да и воск… Господи, да причём тут воск?!

— Послушайте, сэр… — Лэйд переменил тон. Ни к чему пытаться сойти за душевного собеседника, возможно, убийцы не очень чутки к подобным порывам, — Не стану делать вид, будто разделяю ваш взгляд на мир. Вы совершили чудовищные вещи. Но послушайте… Я тоже пленник Нового Бангора. Такой же, как вы. Я тоже бьюсь за свою жизнь и рассудок и, поверьте, я знаю, насколько чудовищным может быть в своём коварстве Левиафан. И я не призываю вас молиться, как библейские старцы, вы не хуже меня знаете, что чудовище, в чреве которого мы очутились, не находится под юрисдикцией ни одного известного божества. Но мы с вами всегда может обсудить сложившуюся проблему и сообща придумать выход из неё…

Тяжёлый португальский кофр, лежащий у подножья лестницы, скрипнул кожаными петлями. Кто-то скрывался за ним. Кто-то, кто на протяжении последних минут, слушая Лэйда, целеустремлённо подбирался к лестнице. Как охотник подбирается к беспечно трещащему на ветке толстому фазану, пока тот увлечён собственной болтовнёй.

Ты идиот, Лайвстоун. Удивительно, почему в Хукахука к твоему слову ещё кто-то прислушивается, кроме бродячих котов. Тебе впору быть мальчишкой-разносчиком в лавке зеленщика, а не почтенным лавочником!

Сейчас он покажется, понял Лэйд. Больше ему прятаться негде. Сейчас это отродье острова выйдет на открытое место — и я с удовольствием всажу ему все пять пуль в морду, даже если оно действительно когда-то было человеком.

— Мистер Гаррисон! — он направил револьвер к основанию лестницы, с мимолётным удовлетворением убедившись, что в решающую минуту ствол ничуть не дрожит, — Внемлите голосу…

А потом то, что скрывалось за кофром, вышло из спасительной тени. Неспешно, уже не пытаясь скрываться. В этом уже не было нужды. И Лэйд вдруг ощутил, как съёживаются сосуды, питающие кровью его тело.

К Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня.

Из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой.

Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня.

Все воды Твои и волны Твои проходили надо мною…

Пищевод Лэйда мгновенно смёрзся, превратившись в острую иззубренную сосульку. Лёгкие затрепетали, точно лоскуты порванного кузнечного меха. В желудке вскипела едкая ртуть.

Существо, стоящее у подножья лестницы, не было мистером Гаррисоном.

Оно было человекообразным, ростом с большого ребёнка, около трёх с половиной футов[69]. Но оно не было человеком. Лэйд понял это ещё до того, как в свете керосиновой лампы успел разглядеть какие-то детали.

Его манера двигаться не была человеческой. Неестественно плавная, но в то же время порывистая. Словно его плоть перетекала между отдельными резкими фазами. И плоть эта была студенисто-белой, полупрозрачной, какой-то вязкой, будто не могла затвердеть на костях.

«Воск», — вдруг сказал кто-то бесплотный, кто не находился в подвале.

Ты идиот, Лэйд Лайвстоун.

Смазанные воском замки. Мягкие жирные крошки, припорошившие тело мёртвого садовника.

Голова