– Не ожидал тебя здесь встретить, – откидывается на спинку дивана.

– Я тебя тоже.

Медлю пару секунд, а потом тоже прижимаюсь спиной к спинке, чтобы лучше слышать, что говорит Шалимов.

– Ты извини меня за то, что было утром.

– Проехали, Алин.

– Стыдно просто. Ты мне помогал, а я на тебя наорала, – вздыхаю и замечаю, как рука Макса приобнимает меня за плечо.

Вздрагиваю, смотрим друг на друга. Я жду, когда он уберет руку, но он этого не делает.

– Слушай, – почти касается губами моего виска, – твоей подруге весело, – смотрит на Симку, – а мы давай прокатимся.

– Куда? Зачем?

– Просто. Здесь шумно, у меня сейчас башка напополам расколется.

Чувствую, как тяжело вздымается моя грудная клетка и плечи горят так сильно, что кажется, будто вот-вот запахнет паленой кожей.

Я не имею как такового опыта общения с мужчинами, очень туго понимаю намеки и всякие симпатии там, поэтому выгляжу, наверное, полной дурой.

– Ладно, – соглашаюсь.

Максим сжимает мою ладонь в своей и, поднявшись на ноги, утягивает меня за собой. В машине моя нервозность нарастает. Я окончательно теряюсь, не зная, что делать и говорить. Отрицать тот факт, что Максим мне нравится, глупо. Как мужчина он и правда мне нравится, только вот переступать никаких черт я не хочу.

– Как твоя аэрофобия? – Макс прижимается виском к подголовнику, смотрит на меня. Мы еще не тронулись. Стоим на краю дороги, в рядочке других машин.

– Нормально. Думала, будет хуже, – говорю, а сама вспоминаю, как он меня поцеловал. Там, дома у Марины Александровны.

Смотрю на Макса и понимаю, что он тоже об этом думает.

– Ты правда решила уволиться?

– Я… Я не знаю… Так правильно, наверное.

– Для кого правильно? – Макс заостряет уголки губ, а потом резко становится серьезным. – Я не хочу, чтобы ты увольнялась.

– Почему?

Шалимов отворачивается, смотрит в лобовое стекло.

– А ты не понимаешь?

Жму плечами, а Максим резко подается ко мне. Вжимает в сиденье. Смотрит прямо в глаза.

– Потому что ты вот здесь, – касается указательным пальцем своей головы, а потом обхватывает ладонью мою щеку. – Почти с самой первой встречи. Чертовщина какая-то, – понижает голос и свободной рукой сжимает мою ногу там, где заканчивается подол моего платья.

Я дергаюсь, и Максим мгновенно перемещает руку с ноги мне на талию, под расстегнутым пальто.

– Ты хочешь со мной переспать?

– Не без этого, – соглашается, а я сникаю. Глупо думать, что, когда тебе двадцать пять, кто-то будет ходить с тобой за ручку. А мне вот этого не хватило в подростковом возрасте: любви, романтики…

Все должно быть своевременно, как ни крути.

– У меня после развода нормальных отношений не было, интрижки. – Максим убирает прядку моих волос за ухо. – Даже желания никогда не возникало, а теперь смотрю на тебя и понимаю почему.

– Почему? – перехожу на шепот.

– Они были не те, кто мне нужен.

– А я?

– А ты… Та.

Максим касается губами моей щеки, ведет носом к виску, обнимает.

От волнения, я тут же покрываюсь мурашками. Задыхаюсь. Не могу выдохнуть и пошевелиться – тоже.

– Я тебя совсем не знаю, – касаюсь пальцами его предплечья.

– Мы это исправим, Алин, поверь. Будь рядом, – произносит мне в губы. – Просто будь рядом. Ты такая красивая, – зарывается пальцами мне в волосы. – Такая хорошая.

Я чувствую, как горит все мое тело. Как громко бьется сердце, слышу и понимаю, что ничего подобного не испытывала. Вот это чувство полнейшего умиротворения, но эмоций при этом через край…

Глава 25

Шалимов не влюбился в нее с первого взгляда, даже не заинтересовался.

Вообще, вся семейка Климовых еще с пацанского возраста стояла Максу поперек горла. Злые, завистливые сплетники. Вечный прилипала Костик, его больная мамаша и двинутый на всю башку отец. Столько крови они его маме выпили, это же из-за Климовой-старшей Макса в шестнадцать поставили на учет. Она своего Костика покрывала, а так как, в силу взрывного характера, репутация у Шалимова была не очень, разбираться, из-за кого произошла та драка в ДК, никто особо и не стал. Этот учет конкретно так подпортил планы. Про академию МВД можно было забыть, с того дня все кардинально изменилось…

Поэтому, когда в трясущейся девчонке, там на дороге, он узнал младшую Климову, перетряхнуло. Столько лет прошло, а при упоминании этой фамилии все равно слегка болтало.

Сначала он испытывал к Алине жалость, ту, о которой не говорят вслух, чтобы не обидеть. Как к выброшенной на улицу собаке, не больше. Потом легкое раздражение, потому что не может взрослый человек быть таким слабым. А она была именно слабой. Внешне и внутренне. Такие не умеют эффектно появляться и не «сворачивают мужикам шеи». Они просто живут в своей ракушке всю свою пресную жизнь и вечно чего-то стыдятся. Ходят с опущенной головой и почти не выпрямляют спину. Редко когда чего добиваются, боятся самих себя и осуждают других за действия, которые в глубине души они хотят совершать сами, но трусят. Постоянно трусят.

Он не искал с ней встреч, не вспоминал после того, как чуть не сбил ее на дороге. Сунул визитку, скорее, на автомате, а она сразу сообразила, кто он. Совсем же мелкая была, когда Макс еще в родном городе жил, но тем не менее узнала.

Когда она позвонила и попросила денег, даже не удивился, это было в стиле Климовых – вечно побираться. Залезать в какие-то долги, винить других в своих ошибках и бедах и постоянно ныть, ныть, ныть…

Она ведь тогда чуть не плакала по телефону. Не то чтобы Максим ее пожалел, скорее, просто проснулась совесть. Если бы он не успел нажать на тормоз той ночью, девка бы явно вылетала из тапок. Сама виновата, поперлась на красный, но тем не менее кто-то там свыше уберег ее, да и его, от этой трагедии.

Максим