Конечно, они целовались пока встречались, и не только целовались. Но конкретно этот поцелуй Артем не смог бы вспомнить даже если бы его пытали.

Но Алена сидела такая потерянная, что у него от вида ее заплаканного личика саднило в груди. Ледяные ладошки никак не хотели отогреваться, он даже пробовал на них дышать. Длинные темные ресницы дрожали, с них слетали капли прямо ему на руки. Артем знал, что они соленые на вкус. А еще горькие.

И ему тоже горчило. Так горчило, что раздирало горло.

— Мы тогда со Златой договорились попробовать начать заново, — проговорил он негромко, отнимая Алины ладони от лица. Она не давалась, пришлось приложить усилие. — Нас хватило ненадолго. Если бы я узнал о детях, если бы ты мне о них сказала, все закончилось бы намного быстрее.

Алена подняла заплаканные глаза, и он поразился, сколько там было боли.

— Ты не понимаешь, — прошептала она, мотнув головой, — я не могла! Ты так на нее смотрел, она была такая красивая! А я…

Замолчала. Артем потянул ее за руки.

— А ты?..

— А я толстая и безобразная, — Аля всхлипнула, он протянул руку и вытер ладонью мокрые дорожки.

— Как ты можешь быть безобразной? Ты самая красивая девочка на свете, — Артем завернул края пледа.

— Ты просто не видел, — она снова всхлипнула. — Живот как бочка, нос красный и опухший.

— Потому что ты замерзла, потому и красный. Конечно, не видел, ты мне даже фото не хочешь показать.

А еще она наверняка плакала. Смотрела на них и плакала. Точно как сейчас.

— Еще и девочки пинаться начали, все трое. Я думала, скажу тебе, и ты обрадуешься, что они тебя узнали… — Аля говорила очень тихо, и он не дышал, чтобы лучше слышать.

Теперь пришла его очередь закрывать руками лицо. Когда представил полную картину.

Беременная его дочками, влюбленная в него девочка. Она пришла к Артему за помощью, за защитой, ей так нужна была поддержка. И его детям тоже…

Он должен был сам ее увидеть, узнать. Согреть, вытереть заплаканные глазки. Вот как сейчас. Вместо этого беременная его девочками девочка мерзла и плакала на морозе, пока он бился головой о грабли по имени Злата.

Артем дернул за края и рывком поднял девушку на руки вместе с пледом. Она только пискнуть успела. Уселся в кокон, плотнее подтянул плед и ткнулся подбородком в шелковую макушку.

— Отец всегда говорил, что принять решение несложно. Гораздо сложнее жить с его последствиями. Шесть лет назад я принял неправильно решение, Аленька. Его последствия мне придется исправлять еще очень долго.

Он начал рассказывать об отношениях со Златой. С самого начала. С момента, как увидел фото со знакомым браслетом, до подслушанного разговора. И про то как в черный список внести распорядился, но она сменила фамилию рассказал.

— Видишь, Аленька, нас и омела не спасла, — закончил Артем и поймал себя на том, что говорил о них со Златой как о вымышленных персонажах. — Я пожалел, что согласился на перезапуск отношений. Если умирает доверие, то никакая омела не поможет.

Еще он поймал себя на том, что гладит и перебирает ее волосы, и она его не отталкивает. Наоборот, притихла, щекой вжалась в шею. Уже не такая напряженная. Может, как раз самое время попробовать…

— Почему тогда она здесь, Артем? — повернула голову Аля. — Откуда она знает, в каком номере ты живешь?

— Помнишь, сколько раз я тебе говорил про человеческий фактор? — спросил вместо ответа. — Так вот, это он и есть. Я уже дал задание безопасникам найти, кто из работников слил Злате информацию.

— Значит, ты ее не выселишь, — Алена отвернулась, ее голос прозвучал сдавлено.

— Не выселю. Точно по той же причине, по которой ты не выставила меня, когда я пришел в «Три звезды» вместе с Кругловой, — Артем постарался незаметно развернуть девушку к себе: — Потому что слишком высоки репутационные риски. Ты знаешь это не хуже меня. Я не стану помогать конкурентам себя топить.

Аля не пыталась скрыть разочарование. Он взял ее за подбородок.

— Но это не значит, что я не могу немного покреативить. А если гости сами желают съехать раньше, разве им кто-то может запретить.

И пока Плохая девочка непонимающе хлопала ресницами, поднял голову вверх и расширил глаза.

— Смотри, Аленька, что это?

— Где? — она купилась и посмотрела вверх.

— Вон там, — ткнул пальцем над головой. — Это не омела?

Алена растерянно заморгала, а у него больше не осталось выдержки. Никакой. Накрыл ртом припухшие губы, и когда она приоткрыла рот, впуская его, не смог удержаться от хриплого стона.

Глава 25

Так он меня еще не целовал. В нашу первую и единственную ночь Артем был совсем другим — требовательным, настойчивым. И ласки его были такими же требовательными и жадными.

А сейчас все совсем по-другому. Я просто утонула в его поцелуе, задохнулась от нежности, которую невозможно ожидать от такого мужчины.

У которого резкие движения и размашистая походка. Который одной рукой поднимает трех наших дочек. И который сейчас не сдавливает меня в железных тисках, а держит так, будто я хрустальная ваза. Чуть сильнее сожмет — тресну и рассыплюсь на мелкие осколки.

У меня кружится голова. Мои мурашки оживают и радостно несутся табунами по коже, которая горит от прикосновений Артема. Внизу живота бабочки просыпаются и несмело трепещут.

Артем как будто пьет из меня и не может напиться. Зарывается в волосы, трется колючей щекой об мою щеку и снова находит ртом губы.

Это так невозможно, так затягивающе, что я не замечаю, как сама тянусь к нему. Обнимаю широкие плечи, запускаю руку в густые темные волосы.

Мы будто отгорожены от всего мира стенками кресла-кокона. Время внутри него останавливается и замирает, слышно только наше сбившееся дыхание и шепот Артема.

Он говорит, какая у меня нежная кожа, какие шелковые волосы, красивые глаза и мягкие губы. Все, что мне так хотелось услышать вместо того, как он меня хочет и как его от меня разбирает.

Я готова всю ночь сидеть у него на руках и целоваться, но из детской спальни через террасу доносится жалобное хныканье, и всю негу как рукой снимает. Мы оба в один миг возвращаемся в реальность и лихорадочно выбираемся из кокона, путаясь в пледе.

Я выпутываюсь первой и стремглав несусь в детскую. Марьяше приснился страшный сон, она разбудила сестер. Миланка просит водички, Маргаритка хочет в туалет.

— А где наш папочка? — все трое обеспокоенно вертят