После этого Бернадот приблизился к присутствовавшим в зале и ловко перевел разговор на предметы, не имевшие особенного значения.

Через день, 4 декабря, в назначенное Бернадотом время, Чернышев вновь явился к нему после представления королеве Гедвиге, которая приняла его так же милостиво, как и король.

Около двух часов будущий король Швеции по титулу, но реально уже правивший под иным именем, вел с Чернышевым разговор, весьма важный в политическом отношении. Осыпав Александра Ивановича любезностями, относившимися лично к нему, при начале встречи Бернадот заявил, что будет говорить с ним так же откровенно «как бы говорил с самим собой».

Действительно, в этом разговоре он выразил те же взгляды, как и при первой встрече, но с такой ясностью и решительностью, что должно было быть устранено любое сомнение о его будущем образе действий. Он говорил, что приезд Чернышева в Стокгольм и то, что он ему сказал о расположении к нему императора Александра, тем более возбуждает в нем радость, Бернадот прибавил, что носились слухи, будто его поездка в Париж касается отношений Франции к Швеции и жалоб на нее. Говорили даже, что дела складываются так, что Швеции грозит разрыв с Россией, если бы она не согласилась беспрекословно исполнять все требования Франции.

— Россия, — сказал Бернадот, — единственная держава, которой может бояться Швеция, и ее покровительство, безусловно, необходимо для существования и спокойствия нашей страны.

Он говорил, что Швеция никогда не решилась бы на такой гибельный для общего спокойствия шаг, как объявление войны Англии, если бы Наполеон не уверял, что Россия поддерживает его. При этом положение Швеции отлично от всех других государств, потому что она может существовать, только сохраняя мир и поддерживая торговлю. Между тем эта война лишает ее доходов и предметов первой необходимости (например, соли), без которых она обойтись не может.

Он говорил, что объявлением войны Англии Швеция сделала все, что только могла, в угоду Франции, но все остальные ее требования не могут быть выполнены без нарушения основных законов страны. В частности, чтобы конфисковать товары, которые уже находятся внутри страны, которые прошли через таможни, необходимо разрешение Сейма, а собирать с этой целью Сейм было бы крайне опасно. Король не может прибегнуть к такой мере, которая способна повлечь за собой гибельные последствия.

— Вам я могу сказать прямо, — прибавил Бернадот, — что все эти меры только усиливают страдания и несчастья всей Европы, тогда как, по моему мнению, они могли бы принести пользу, если бы гордыня и чрезмерное самолюбие французского правительства не были тому помехой.

Поняв из последних слов подлинное отношение Бернадота к наполеоновской Франции, Чернышев открыл ему, что император французов обращался к русскому государю с просьбой подкрепить своим участием его требования, предъявленные Швеции, но что после Фридрихсгамского мира политические выгоды России требуют поддержания дружеских отношений с ней. В планы России не входит создание препятствий для шведского правительства, которое имеет право действовать сообразно своим собственным выгодам.

— То, что вы мне говорите, — ответил на эти слова Бернадот, — возвращает мне душевное спокойствие. Швецию хотели всеми способами напугать, и это действительно получилось.

Дело в том, что французские агенты не только уверяли, что Россия начнет войну со Швецией, если та не исполнит требований Наполеона, но и что Франция уступит России всю Швецию в обмен на балтийские берега.

— Я готов был, — продолжал Бернадот, — пожертвовать собой и всем своим семейством ради блага Швеции, которая, впрочем, не лишена и возможностей постоять за себя, но я убежден, что для ее благоденствия необходимо сохранять мир.