С другой стороны, «покровительство» Наполеона всегда было связано с унижениями со стороны Франции, и это давало Бернадоту возможность окончательно увлечь за собой общественное мнение страны. Если бы на престоле Швеции он оставался простым подручным Наполеона и послушно исполнял бы все его желания, то довел бы страну до разорения и гибели, вызвав возмущение, которого сам первый сделался бы жертвой.

Едва ли можно сомневаться в искренности политических убеждений, выраженных Бернадотом Чернышеву. Но в то время он еще считал возможным, при угрожавшем разрыве между Россией и Францией, сохранить нейтралитет Швеции. Поэтому он постоянно повторял Чернышеву, что для Швеции необходимы мир и спокойствие. И если он не заводил с ним речи о Норвегии, то лишь потому, что хорошо знал, что Петербургскому кабинету известно это условие, которое могло заставить шведов забыть о потере Финляндии, укрепить союз с Россией и упрочить его будущую династию на шведском престоле.

Также стоит отметить, что барон Алкье был человеком заносчивым и легкомысленным, и Наполеон сам постоянно был вынужден сдерживать его неумеренность (в конце концов, в октябре 1811 года Наполеон даже заменил этого своего неугомонного агента).

Отметим, что во время пребывания в Стокгольме Чернышев (так как Россия находилась еще в союзе с Францией) просто обязан был посетить французского посланника. В первый день своего приезда он поехал к нему вместе с генералом Сухтеленом, но не застал барона Алкье дома. Отплачивая за посещение посещением, барон также не застал Чернышева дома. И только через несколько дней, на обеде, который генерал Сухтелен давал дипломатическим чинам, они познакомились друг с другом.

Наговорив Чернышеву множество любезностей, барон Алкье отвел его в сторону и объяснил, что его приезд в Стокгольм будет весьма приятен французскому правительству, потому что служит новым доказательством со стороны императора Александра дружеского расположения к Франции и желания, которое он всегда выражал, действовать заодно с ней. Ввиду этого представители обеих держав должны быть проникнуты взаимным доверием, потому он считает нужным сообщить, что Швеция ведет себя чрезвычайно дурно как в отношении к внутреннему управлению, так и к внешним сношениям. Якобы Бернадот ведет себя неприлично, позволяя себе такие выходки против Наполеона, которые могут его оскорбить. В этом отношении он доходит даже до смешного, угрожая предаться в руки России, как будто ее политика не одна и та же с французской.

— Конечно, — сказал барон Алкье, — император Наполеон не придает большого значения личности так называемого «наследного принца», но необходимо, чтобы как Россия, так и Франция действовали с ним решительно.

После этого Александр Иванович написал императору Александру:

Барон Алкье выражается насчет наследного принца в высшей степени неприлично, говоря, что в сущности он, однако же, добрый малый, который не лишен даже некоторых способностей, но что это — южная голова, исполненная слишком вулканических мыслей, что он имеет привычку слишком много болтать и слушаться таких советов, которые приводят его на ложный путь. Император Наполеон, который не вмешивался в его избрание шведами, конечно, не имеет никаких причин его поддерживать и тем более изменять для него свои великие соображения.

А барону Алкье Чернышев ответил, что все, что он слышит от него о Бернадоте, объясняется, по его мнению, страхом, чтобы новая война, которая совпала с его приездом в Швецию, не повредила ему в общественном мнении, но, в сущности, ему кажется, что как наследный принц, так и шведское правительство, решившись немедленно объявить войну Англии, доказали готовность исполнять желания Наполеона.

— Несмотря на это, — возразил ему французский посланник в Стокгольме, — происходит, однако же, очень много плутовства. Бернадот легко поддается самым разнородным внушениям, у него семь пятниц на неделе и никакой последовательности в мыслях. В Швеции не существует королевской власти, а Бернадот никогда не сумеет восстановить порядок, и вы не можете себе представить, до какой степени шведы заслуживают того, чтобы их называли «северными гасконцами».

Подобные речи не могли не поразить Чернышева. Он даже пришел к заключению, что, вероятно, французское правительство предписало барону Алкье говорить подобным образом: или для того чтобы окончательно устранить подозрение, что оно принимало участие в избрании Бернадота, или чтобы поссорить Россию с Швецией.

Как бы то ни было, прощаясь с Чернышевым, барон Алкье просил его заявить императору Наполеону, что он объяснил ему положение дел в Швеции с совершенной откровенностью. Но французский дипломат не только выразил Чернышеву свои взгляды, но и распустил по Стокгольму слух, что русское правительство совершенно разделяет их, что Чернышев именно для того и прислан, чтобы влиянием России подкрепить все те требования, которые он, Алкье, предлагает от лица императора Наполеона, и что в этом смысле русский агент имел уже переговоры с наследным принцем.

5 декабря 1810 года Бернадот пригласил Чернышева к себе позавтракать наедине, и он начал с того, что попросил объяснить значение слухов, распускаемых французским посланником.

Гасконец Бернадот, наследный шведский принц.

Гравюра начала 1800-х гг.

Соблюдая необходимую сдержанность, потому что Россия еще находилась в союзе с Францией, Александр Иванович ответил:

— Император, как я говорил уже Вашему Высочеству, желает по мере сил сохранить мир между Россией и ее союзниками. И особенно — с Францией. Получив известие, что Швеция выполнила требования Наполеона, он послал меня объявить ее правительству, что ему приятно видеть, что в отношении к континентальной системе Швеция действует согласно с Францией. Но, вместе с тем он желал воспользоваться этим обстоятельством, чтобы выразить вам свое уважение и заявить через меня настоящие его чувства, уверить вас, что он не имеет никакого намерения стеснять свободу действий Швеции и желает ей благоденствия, а вовсе не несчастья.