— Ну и как прошел первый съемочный день, Тёма?

— Да-да, расскажите! — подхватил Савелий Викторович.

Я принялся рассказывать. Естественно — чуть приукрасив. Мне хотелось, чтобы Надя перестала кукситься и вообще все заулыбались, наконец. И вот когда я дошел до описания того, как на меня обрушилась декорация, и, вскочив, я пробил головой нарисованное окно да еще пальнул из маузера, заряженного холостыми патронами, разбив при этом осветительный прожектор, соседи расхохотались. Поневоле улыбнулась и родственница. Дабы закрепить успех, я принялся заливать дальше, уснащая рассказ совсем уже дикими подробностями. Все-таки хорошо быть писателем, можно врать, не краснея. Ведь это не вранье, а творческий вымысел. Художественное преувеличение.

В общем, вечер прошел весело. Когда я иссяк, Телепнев принялся рассказывать безопасные политические анекдоты. Безопасные, потому что героями их были Хрущев, Микоян и другие партийные вожди, уже отправленные в отставку. Впрочем, анекдоты оказались довольно смешными. Дамы, во всяком случае, хихикали. Потом Юрьева стала пересказывать театральные сплетни — кто с кем развелся, кто на ком женился, кто кому изменил. Уж не знаю, как остальным, а мне это было мало интересно. Я понимал, что соседка таким образом демонстрирует свою осведомленность в жизни богемы, чтобы соперница чувствовала себя провинциальной дурочкой.

Откровенно говоря, мне стало жалко Надю, и я решил ее взять с собой на киностудию и познакомить с Анастасией. Пусть сама возьмет у нее автограф. После чая меня снова начало клонить в сон. К счастью, сотрапезники мои тоже засобирались на боковую, и мы разошлись. Я опасался, что родственница начнет плакать и жаловаться на выходки Марианны Максимовны, но ничего этого не произошло. Наденька сразу же ушла в ванную, а потом к себе. Утром нам, как обычно, будет не до разговоров.

В пятницу, кроме работы в редакции, у меня никаких других дел не было. Я узнал у Зиночки номер телефона Сивашова и позвонил ему в обеденный перерыв. Голос у драматурга был на удивление трезвый. Он узнал меня и даже помнил о нашем уговоре. Пригласил к себе в субботу, на вечер. Что ж, отлично. Освою азы преферанса. А больше мне и не нужно. Откровенно говоря, дальше этого мои планы пока не распространялись. Да я особенно и не торопился, ибо месть — это блюдо, которое подают холодным.

Перед окончанием рабочего дня главный редактор пригласил меня к себе в кабинет. Когда я вошел, кроме хозяина, в нем был еще один человек. Я его знал, а вот ему было невдомек, что я его знаю. Это был Толстиков, Сергей Аполлинариевич, главный редактор журнала «Молодежная литература». Самому Толстикову было уже за шестьдесят, но некогда он написал несколько неплохих книжек для детей старшего школьного возраста и считался большим специалистом в литературе для детей и юношества. Потому его присутствие в кабинете Мизина точно не было случайным.

— Вот, Сергей Аполлинариевич, — сказал главред «Грядущего века», — мой новый сотрудник, а заодно автор тех рассказов, которые я тебе присылал.

— Краснов! — представился я, пожимая обоим главным редакторам руки.

Станислав Мелентьевич кивнул мне на свободное кресло и наполнил три рюмки, что стояли перед ним на серебристом подносике, коньячком. Вслед за начальником и его гостем я тоже поднял хрустальный сосудик и опрокинул содержимое в себя. Толстиков поглядывал на меня доброжелательно. Неужели ему понравились мои рассказы? В моей первой литературной молодости отношения с «Молодежной литературой» у меня не слишком складывались.

— Я прочитал ваши рассказы, молодой человек, — сказал Сергей Аполлинариевич. — Признаться, удивлен… Нет, я понимал, что Станислав Мелентьевич не стал бы мне рекомендовать произведения начинающего литератора, если бы в них не было проблеска истинного таланта, но меня удивило, что они написаны так, словно за плечами автора большая жизнь, а ведь вам всего лет двадцать, верно?..

Я кивнул.

— Ну вот, — продолжал главный редактор «Молодежной литературы». — Впрочем, Лермонтов в ваши годы был уже сложившимся поэтом, а в двадцать пять написал «Героя нашего времени»…

— Да и ты, Сережа, в двадцать пять уже гремел на весь Союз, — подольстил ему Мизин.

— Ну тогда мы рано взрослели. Время было такое… — пробормотал тот. — В общем, товарищ Краснов, мы на редколлегии обсудили и готовы включить ваш рассказ в мартовскую книжку журнала.

— Только один? — набравшись наглости, спросил я.

— Пока — один, — с некоторым удивлением кивнул Толстиков.

— На сегодняшний день у меня готово четыре рассказа, задумано еще несколько, которые я смогу написать в ближайшее время, — продолжал я набивать себе цену. — Если вы будете раз в месяц публиковать по одному рассказу, то процесс затянется на год, если не больше…

— Что же поделаешь, — вздохнул Толстиков, — мы же не можем отдать под ваши рассказы целый номер.

— В таком случае, я их предложу в другие журналы.

— Ваше право! — развел руками главред «Молодежной литературы».

— Сережа, — вмешался Станислав Мелентьевич, — у вас же выходит серия сборников произведений авторов журнала, почему бы тебе не выпустить книгу Краснова?

— Мысль хорошая, — согласился тот. — Книжку издать можно, но только после нескольких журнальных публикаций. Так сказать, нужно пройти читательскую проверку.

— Ну так поддержи парня, — сказал мой начальник. — Заключи с ним договор на написание книжки рассказов, заплати аванс, вот он и потерпит годик…

— Он же не член Союза, — пробурчал Толстиков.

— Вот и поможем парню, дадим рекомендации.

Главный редактор «Молодежной литературы» рассмеялся и развел руками.

— Договорились, — сказал он. — Когда сможете написать остальные рассказы, товарищ Краснов? Для сборника понадобится примерно пятнадцать авторских листов… В прочитанных мною рассказах их в общей сложности около четырех, следовательно, нужно еще порядка десяти-одиннадцати…

— Идей у меня много, работаю я быстро, — не стал скромничать я. — Если выплатите аванс, через месяц будет вся книга.

— А он у тебя — хват! — одобрительно хмыкнул Толстиков. — В понедельник приходите в редакцию, приносите еще три рассказа, и оформим договор на книгу с выплатой аванса.

— В понедельник буду у вас с тремя рассказами, — пообещал я.

Хозяин кабинета снова наполнил рюмки.

— Выпьем за это!

Мы выпили, и я попрощался с важными литературными шишками. Аванс за книгу меня более чем устраивал. Вряд ли мне дадут более, чем двести пятьдесят рубликов за авторский лист, то