— со мной, и мы очутились в до боли знакомом мне вестибюле. До боли — в буквальном смысле этого слова. Ведь именно в Центральном Доме Литераторов в XXI веке вашего покорного слугу настигла безвременная кончина. От воспоминания об этом меня бросило в жар. Я даже споткнулся на ровном месте. Спутнице пришлось подхватить меня под руку.

— Что с тобой? — спросила она удивленно.

— Ничего, — пробормотал я. — Просто качнуло, скажем так, взрывной волной судьбы…

— Нет, вы слышали, что он сказал⁈ — выкрикнул главред, причмокнув, будто отведал вкусного блюда. — Талант! Ей-богу, талант!

И он потащил нас в Нижний зал буфета. Обычно здесь начинали гульбу. Пропускали рюмку-другую, под легкую закуску, а потом поднимались в ресторан, где наедались от души, не забывая выпивать по маленькой, но много. Не знаю, как насчет блондинки, а вот моя спутница явно не представляла, что это за место. Да, в Центральный Дом Литераторов мечтала попасть вся советская столичная элита, но пускали-то далеко не каждого. Это Станислав Мелентьевич нас, можно сказать, продавил своим авторитетом, а так пришлось бы пользоваться контрабандным вариантом номер два.

Церберы-администраторы, в принципе, могли выписать посетителю разовый пропуск, но за хорошую взятку или по паролю: «Я от Иван Ивановича» или «Сидора Сидорыча…». Это срабатывало, да и то не всегда. Говорят, и самого Анастаса Микояна однажды не пустили. Правда, это случилось уже тогда, когда он перестал быть одним из вождей СССР и видным во всех смыслах деятелем, соратником Сталина и Хрущева, но все равно, история показательная. Я в свое время сюда впервые попал, только когда обзавелся заветной красной книжечкой, да и то порой норовили не пустить.

Жаль, не знал я тогда другого способа проникнуть или, как говорится, «протыриться» в писательский дом. А ведь как хотелось посидеть рядом с Евтушенко, Трифоновым или Окуджавой, рассмотреть развешанные на стенах Пестрого зала стишки и шутки завсегдатаев, например — Михаила Аркадьевича Светлова. Говорят, это именно он придумал армянское радио. Правда, сам великий советский поэт, чье имя навеки запечатлено в названии круизного теплохода из фильма «Бриллиантовая рука», отрицал это, приписывая эту славу парикмахеру Центрального Дома Литераторов Маргулису.

А это был не просто безвестный цирюльник. Моисей Маргулис — и в самом деле одна из местных легенд. Во времена моей первой жизни он стриг и брил всех крупнейших и не очень советских литераторов на протяжении целых тридцати лет. И проделывал это виртуозно. Например — точил опасную бритву в непосредственной близости от горла клиента. Правда, при этом развлекал его разговорами. Он был неистощим на еврейские истории из жизни, разные забавные случаи, анекдоты и меткие афоризмы. Байки Маргулиса так нравились писателям и поэтам, что многие из них удивлялись, почему он не пойдет в сатирики? Однако старый мудрый еврей отвечал, что у парикмахера всегда найдется работа, а писательская и артистическая жизнь может повернуться по-разному. И был совершенно прав.

Сам словоохотливый брадобрей тоже становился героем анекдотов — потому что не терялся среди богемы и за словом в карман не лез. Однажды маститый, но прижимистый советский драматург Абрам Арго после стрижки небрежно вынул из кармана двадцать копеек и швырнул на стол, где парикмахер держал свои инструменты. Маргулис удивился такой жадности человека, который получал не только громадные гонорары, а еще и отчисления с каждой постановки — о чём, конечно, известно было не только коллегам. Взяв монету двумя пальцами, словно жабу, он пустился в погоню за литератором. И настиг его в гардеробной, где живому классику помогали надеть шубу, которая стоила как пол-«Запорожца». Положив двугривенный на барьер, Маргулис сказал:

— Возьмите ваши деньги, сударь! Нищих я стригу бесплатно!

Все эти байки я на ходу изложил девушкам, пока мы поднимались из Нижнего буфета в Дубовый зал ресторана. При этом юмором я метил не только в Лиду, но и в подружку Мизина, которую звали Кристина. Было ли это ее настоящее имя — не знаю, но вот узнать ее поближе, мне, после трех рюмок коньячку в буфете, уже хотелось весьма остро… С коньячком, кстати, тоже надо бы притормозить, мне еще студентку-второкурсницу сегодня провожать — да и вообще. Не стоило раньше времени портить молодой организм.

Обеденный зал легендарного цэдээловского ресторана был расположен в бывшей парадной зале особняка князя Олсуфьева. Причем говорят, что почти все в нем сохранилось именно в том виде, в каком дом впервые увидел столичный аристократ. И было это около ста лет назад. Деревянные панели из мореного дуба, резные колонны, причудливое переплетение лестниц и балконов, изящные драпировки на окнах и в дверных проемах. Потемневшие от времени балки поддерживают высокий потолок, с которого свисает громадная хрустальная люстра, озаряющая столы с белыми крахмальными скатертями и салфетками, свернутыми конусом.

— Кстати, вы знаете, что изначально люстра предназначалась для метрополитена? — продолжал я проявлять эрудицию. — Однако товарищ Сталин решил сделать Алексею Максимычу подарок и велел повесить люстру здесь ко дню открытия клуба литераторов…

— А кто это, Алексей Максимыч? — спросила Кристина.

Я поглядел на нее с сочувствием, а Станислав Мелентьевич, который в это время изучал меню, пробурчал:

— Максим Горький, дура!

— А почему он тогда Алексей? — поспешила та с новым глупым вопросом.

Мизин только отмахнулся, Лида фыркнула в кулачок, а я сжалился.

— Максим Горький — это творческий псевдоним, — сказал я. — А по паспорту он Алексей Максимович Пешков.

— А-а, — сделала блондинка вид, что поняла, но по лицу я видел, что информация оказалась сложноватой для переваривания.

— А вы знаете, девушки, — продолжал я разливаться соловьем, — каких людей потчевали в этом ресторане?.. Ну, помимо Алексея Толстого, Константина Симонова, Александра Твардовского и других?..

— Знаю! — обрадовалась Кристина. — Толстого — знаю!.. Я кино смотрела… «Война и мир».

Образованная Лидочка Смирнова уже хихикала в открытую. Главный редактор «Грядущего века» отгородился книжкой меню, будто не он сюда привёл не обременённую излишним интеллектом красотку. А я — продолжал:

— Кстати, об актерах… Здесь потчевали севрюгой, паюсной икрой и рябчиками Марлен Дитрих, Жерара Филипа, Джину Лоллобриджиду, художника Рокуэлла Кента и даже Рональда Рейгана…

— Рейгана я знаю! — сумела удивить меня блондинка.

— Откуда? — спросил я, потому что понял, что сболтнул лишнего — Рональд Рейган приедет в Союз только в конце восьмидесятых, когда будет президентом США.

— Я кино смотрела, — снова сообщила Кристина. — «Семеро смелых»!

— Может —