Шрифт:
Закладка:
Даниил спокойно уселся на место и продолжил:
– А есть еще…
Он не успел начать свой новый рассказ. Мимо него на носилках санитары пронесли раненого офицера.
Он вдруг вздрогнул, пришел в себя, приподнялся на локте, стал дико озираться кругом, потом посмотрел на себя и закричал:
– Где моя нога? Батюшки, погубили! Искалечили меня!
– Господи, когда же это кончится, – простонала Даша.
– Мне надо идти, – сказал серб и поднялся на ноги.
– Что ваши товарищи, Даниил Михайлович? – спросила Даша.
– Никто ничего не знает. Я все время хожу и спрашиваю, их полковник говорит, что они вернутся. Обязательно!
На столе в кают-компании «Таифа» лежал старинный генуэзский портулан, то есть морская карта, нанесенная на цельный кусок пергамена. Средиземное и Черное моря были пересечены прямыми линиями румбов. Ньюкомб приложил к пергамену небольшую линейку и прокладывал маршрут. За его руками внимательно следил капитан «Таифа». Край линейки остановился в кубанских предгорьях Кавказа.
– Остальное вы узнаете на месте. Мы доберемся туда за три дня, – проговорил Ньюкомб. – Кроме того, в тексте указаны некоторые приметы, которые помогут нам сориентироваться на местности. Да, я сразу хочу вам сказать, что все сведения хранятся теперь только здесь. – Ньюкомб дотронулся до своей головы.
– Так о какой сумме идет речь? – осведомился капитан и бросил на Ньюкомба очень уж характерный взгляд.
Тому сразу стало ясно, что если бы было возможно вскрыть голову Ньюкомба и достать оттуда заветные цифры, то капитан сделал бы это тут же. Его зеленые кошачьи глаза теперь шарили по карте, а на лбу сошлись две дубленые складки кожи.
– По самой скромной моей оценке, она составляет не менее пяти миллионов фунтов.
– Мистер Слейтер, наверное, сказал бы точнее, – заметил капитан и посмотрел прямо в глаза Ньюкомбу.
– Может быть. Но у него был один крупный недостаток. При всей своей набожности он слишком мало верил в промысел Божий. Кроме того, покойный был слишком уж тороплив.
– Как все-таки он удачно для вас погиб. Да еще и при таких странных обстоятельствах. Даже труп бедного мистера Слейтера никто не видел, – продолжил капитан.
– Уверяю вас, он мертв.
– Вот в этом я как-то не сомневаюсь.
В дверь кто-то постучал.
– Кто там? – крикнул капитан.
В кают-компанию вошел боцман.
– Мы готовимся к отплытию! – сразу же сообщил ему капитан.
– Прекрасное решение, сэр! – гаркнул тот.
– Вас забыли спросить!
Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым
Пластуны сидели вокруг маленького костерка, разведенного из расколотых в щепки рукояток факелов и английских прикладов. На них поджаривались кусочки сала. Кравченко аккуратно разрезал краюху хлеба на пять небольших частей.
– Это последнее. Хорошо, что хоть воды у нас вдоволь, – сказал он.
Пламя костра плясало по темным стенам, выхватывало то части лиц, то руки, отражалось от штуцерных стволов.
– Думаю, что надо нам возвращаться обратно. Второй день здесь плутаем. Вперед хода не вижу, – проговорил Биля.
– А как ты думаешь, Григорий Яковлевич, почему они за нами не пошли? – спросил Кравченко.
– Не знаю, – ответил есаул и покачал головой.
– Там так грохнуло, может, все завалило, – с полным ртом заметил Вернигора.
– Вперед хода не вижу, – повторил Биля.
– А вот где мы очутились-то? Это то ли церковь, то ли нет. Коридоры везде нарыты, – произнес Чиж.
– Монастырь это, вроде тех, которые в Киеве есть, – ответил ему Биля.
– Ну, помогай нам теперь святые угодники, – сказал Чиж и снял с огня свою порцию сала. – А пока перекусим.
На мраморном полу церкви лежала веревка с самодельной кошкой, привязанной у нее на конце. Это подобие трехстороннего якоря было связано из стволов и деревянных частей английских винтовок. Снизу к этой штуковине был прикреплен целый ряд шомполов.
Рядом сидел Кравченко и засыпал порох в ствол штуцера.
– На один раз у нас пороха. Потом совсем без него останемся, – сказал он Биле и Али, которые неподалеку от него склонились над трупами английских пехотинцев.
– Как думаешь? – спросил Биля у Али.
– Людей убивают в двух случаях. По вражде или из корысти, – ответил Али и опустил руку на труп. – Один из них еще вчера был жив.
Гулко раздался под сводами крик Чижа:
– Братцы, гляди, кто-то святого оскорбил!
Он стоял около фрески и показывал на нее рукой.
Кравченко вставил шомпол, прикрепленный к кошке, в ствол штуцера и недовольно покосился на него. Биля и Али подошли к нему, встал с камня и Вернигора.
Тексты под фреской и на ней были сколоты, а на лице святого виднелись следы от пуль.
– Кто оскорбит святыню, тот умрет страшной смертью, – проговорил Али.
Кравченко опустил штуцер на землю и тоже пошел к пластунам.
– Надо пробовать! – сказал он, перекрестившись.
Биля обернулся к нему.
– Сейчас мы этим и займемся, Николай Степанович.
– Я понимаю, что их бес под руку толкал, но к чему они буквы постирали? – спросил Чиж.
Биля вгляделся в греческий текст, который частично уцелел.
– Дай кинжал, – попросил он Чижа.
– Так я стреляю или нет? – осведомился Кравченко.
– Дай час, Степаныч! – ответил ему Биля, взял в руки стилет и спросил: – Как его поставить по буквам?
– Да вот тут под гардой выступ махонький, пружину держит, – ответил Чиж.
Есаул привел рукоятку в действие, прочел текст еще раз, потом указал острием стилета на стертые слова и почти неразличимые буквы.
– Северный гвоздь. Ты понимаешь? – спросил он Али.
– Буква несет цифру.
– В греческом языке, да и в нашем церковнославянском цифры обозначают буквы. Здесь тайнопись. Цифры после Плакиды обозначают номера букв в этой надписи, – пояснил Биля товарищам.
– Хозяин расчислил, чтобы не запамятовать ему. Есть он, клад этот, казаки, есть! – обрадованно проговорил Чиж.
– Если и есть, то там все золото из крови и слез, – заметил Биля, отошел в сторону, встал на колени, закрыл глаза, что-то прошептал, потом поднялся на ноги. – Просите Бога, чтобы вывел нас отсюда!
Пластуны перекрестились.
Кравченко подошел к своему штуцеру, еще раз перекрестился, приложился и выстрелил. Кошка пролетела сквозь щель в куполе и упала где-то в стороне. Казак опустил штуцер.