Кэтрин взяла один из конвертов и посмотрела на его обратную сторону. Два расплывшихся штемпеля стояли и там.

– Где же наш Генри? Письма опять вернулись, – горестно сказала она.

– Возможно, военная неразбериха, мисс, – попытался утешить ее Крэш.

– Да, ничего не разобрать. Я – мать, которая… – вдруг быстро пробормотала миссис Ньюкомб, все ниже склоняясь над своим мешком, будто пытаясь залезть в него. – Выгнали детей по деревьям, по лесу, по камням. Все это благодаря моему уму, мисс Кортни!

Крэш и Кэтрин замерли.

– Никакого корабля, потому что по делу и без дела! Дальше шло. Где же мне быть? Но объясняю вам, я мать, и другой нет! Деньги на деньги и к деньгам деньги! – Миссис Ньюкомб распрямилась, склонила седую голову набок и сверху вниз, как попугай на рисунке Кэтрин, посмотрела на нее.

Горная дорога, Кавказ

В свете догорающего костра чернела телега с задранными оглоблями. Рядом с ней паслась стреноженная пегая лошадь. Она неловко опускала голову, когда ей приходилось сделать лишний шаг. Вода в котелке закипала. Пшенная крупа и кусочки сала начинали крутиться. Они то поднимались, то снова опускались по блестящей округлой стенке.

У огня по-турецки сидел крестьянин в армяке, накинутом на плечи, и внимательно осматривал деревянную ложку. Какая-то тень мелькнула за телегой. Крестьянин поднял голову и всмотрелся в темноту.

Из нее вышел Ньюкомб. Одна рука у него была заложена за спину. Крестьянин открыл рот, но ничего не успел спросить.

Ньюкомб вынес руку с револьвером из-за спины, приложил ствол вплотную к его уху и выстрелил. Лошадь за телегой дернулась в сторону. Крестьянин, опрокинув котелок, висящий на палке, повалился на бок, в огонь. Шапка соскочила с его головы. Кровь быстро заливала щеку и седеющие волосы, разметавшиеся по сухой траве. Нога Ньюкомба наступила на шапку, смяла ее. Раздалось шипение костра, заливаемого водой. Огонь еще раз вспыхнул и погас.

Окрестности Балаклавы, Крым

Биля взял узкую белую ленту, вырванную из подола его полотняной рубахи, и опустил ее в черепок с какой-то темно-зеленой кашицей. Сквозная рана на груди Слейтера, чуть ниже ключицы, алела вспухшими краями. Есаул быстро положил на нее сначала что-то бурое, похожее на мох, а потом и ленту, пропитавшуюся целебным составом.

Рядом с черепком лежала фляга с водой. Кусочки сахара примостились на развернутой тряпице.

Али сидел на корточках рядом с Билей и с большим интересом следил за каждым его движением. Есаул закончил перевязку и стал дробить камнем сахар.

Кравченко еще раз оглядел замки штуцеров и довольно покачал головой.

Вверху, в оконном проеме, сидел Вернигора и посматривал в ту сторону, откуда пластуны уже давно поджидали Чижа.

– Рану надо чистить, – сказал Али. – Нужны игла и конский волос. Протягиваем его через рану, чтобы гной собирал. Сверху пластырь. Как волос испачкается, новый клади. Так делай!

– Как же это терпят? – с большим интересом спросил Биля.

– Вчетвером держим! Если так не делать, то рана загниет, черный огонь бросит. Есть люди, которые хорошо травы знают. Бабка у нас по горам славилась, настоящая колдунья была. Никто лучше ее не мог найти лай-траву в поле. А искала ведь в темные ночи, когда ни одной звезды на небе не было! Много она народа этим корнем испортила! Ты знаешь, он ведь на медвежью лапу похож. Рвать его надо с умом. Лечь на землю так, чтобы собой все листья покрыть, выдернуть сразу, как только закончишь заклятье читать, потом высушить в печи и опрыскать кровью совы. Примешай к просу или к айрану и дай кому хочешь. Человек сейчас же залает собакой, ум потеряет, высохнет весь и умрет. Но сперва насмерть может закусать каждого, поэтому его надо убить!

Вернигора даже свесился с окна, чтобы не пропустить ни слова из такого интересного рассказа, и чуть не упал. В последний момент он успел схватиться за подоконник и удержать равновесие.

– Ну, это ты загнул, Али Битербиевич! – заметил Кравченко. – Порча точно есть, но вот чтобы собакой люди лаяли, это вряд ли.

Али гневно посмотрел в его сторону и заявил:

– Ума у меня немного, но что знаю, то и рассказал!

Биля собрал дробленый сахар в ладонь, всыпал его во флягу и стал размешивать.

– Сила в травах большая, что и говорить, – сказал он и дал воды из фляги Слейтеру.

Тот стал жадно пить, потом приоткрыл глаза, обвел Билю мутным взглядом и снова впал в забытье.

Кравченко неодобрительно посмотрел на англичанина и проговорил:

– Весь сахар на него извели. Такие гады без всякой лай-травы не говорят, а гавкают! Псы как есть!

– У всякого народа есть свой демон, но и Бог его никогда не забывает. У этого британца ангел-хранитель ой как силен, коли жив он до сих пор. Если бы мы его там бросили, то из-под земли никогда не вышли бы.

– Никак Федор к нам пробирается! Мешок у него здоровущий! – с радостью сообщил товарищам Вернигора со своего поста.

На маленьком костерке в подвале башни весело закипал котелок. Чиж подхватил его с огня рукой, обернутой в чистую белую тряпку, задрал голову и заявил:

– Кипяток-то принимайте! Я с ним сам не вылезу отсюда!

Пластуны теперь живописно возлежали вокруг импровизированного дастархана. На рядне мешка лежали хлеб, ветчина, стояли две бутылки с элем под сургучными пробками, английские консервы.

Чиж гордо утвердил котелок между камней.

– Вот, казалась бы, дюже не хитрая такая вещь, как чай горячий, а смотрю я на котелок сейчас так, как, скажем, и на родного брата не глянул бы, – проговорил Кравченко, протягивая Чижу кулек с заваркой.

Тот всыпал ее в кипяток.

– Это точно, что скучали мы по нему, очень даже. До полного огорчения, – заметил он.

Биля первым взял хлеб, за ним потянулись к нему и остальные казаки.

– Только пить нам его не из чего, будем теплый хлебать, – сказал Кравченко.

Чиж достал из кармана глиняную пивную кружку и с триумфом поставил ее рядом с котелком.

– Ну, Федя! – Кравченко только развел руками.

– Федор Семенович у нас сегодня отличившись, да вот только было ему сказано, что туда и обратно. – Биля внимательно посмотрел на Чижа.

– Не было у меня ни малейшей возможности это до точности исполнить, – ответил на это Чиж, швыряя огромный кусок ветчины на краюху хлеба. – Ведь супостаты наши теперь мало что пристань обстроили, но и трактиры при ней пооткрывали! Я через заборчик только один раз перетянулся, чтобы хоть нюхнуть, поглядеть, как бы вам гостинец собрать, а там жирный ихний повар кота за ухом чешет.

– Цел повар? – спросил Биля.

– Кот точно цел, стреканул вовремя.

– Я серьезно спрашиваю!