– Я тут рядом живу, на Кронверкском проспекте, в один миг домчимся.

В огромной квартире Павла они были уже минут через десять. Первое, о чем подумал Порецкий, переступив порог квартиры, что он попал в филиал музея. Просто Эрмитаж, да и только. В гостиной кроме дивана и круглого стола, стоящего посередине огромной гостиной, практически не было никакой мебели. Только стеллажи и книжные полки, от пола до самого потолка. Все заставлено книгами и предметами, которые Миша окрестил экспонатами – осколки, черепки, фрагменты каких-то предметов, явно извлеченных из земли…

– Паша, а это все имеет какую-то историческую ценность? – осторожно спросил Михаил, в котором тут же заговорил юрист.

– Наверное, думаю, не малую, – Павел понял, что имел в виду Порецкий, – да только все законно. Это принадлежало моему прадеду, потом бабуле, я этим владею на законных правах.

– Как же ты живешь со всем этим… На дворе двадцать первый век, а у тебя тут даже не Средневековье, а еще раньше. Как же этот период назывался, – Михаил задумался, но так и не вспомнил, – …да уж, старость наступает на пятки. Склероз, однако.

– Не отвлекайся, ценитель старины, – проворчал Павел, – загляни в мою комнату, там у меня полный хай-тек. А вообще-то, приготовься. Смотри.

Павел открыл дверь в свою комнату и Михаил замер, пораженный увиденным. На стене висел огромный портрет спящей девушки. Ничего более совершенного Порецкий в жизни не видел. Черты лица спящей были прекрасны, золотистые кудри, разметавшиеся по подушке, казалось, создавали нимб, украсивший ее ангельское личико. На вид девушке было лет семнадцать, не больше.

– Ангел! – не сдержал восхищения Порецкий. – Но совсем юный. Просто девочка, почти ребенок, – тут он удивленно посмотрел на погрустневшего в один миг хозяина квартиры, – а она точно совершеннолетняя?

– Да иди ты, – Павел обреченно махнул рукой на него, – пойду фотку маленькую найду, чтобы удобно было показывать.

– Угу, – отозвался не отрывающий взгляда от стены с портретом гость. Ему трудно было отвести глаза от этой красоты. Портрет был замечательный. Вглядываясь в лицо прелестницы, Миша про себя подумал, как, наверное, здорово они смотрелись вместе с Павлом. И как жаль, что девушка оказалась банальной воровкой…

За один только сегодняшний день (и вечер, разумеется!) Михаил узнал столько нового, что, казалось, он всю свою жизнь только и делал, что решал кроссворды, приготовленные жизнью для Павла Фролова и Марины Рябининой. О том, что ему завтра с утра начнет названивать Артур Артурович и требовать отчета по Малеевке, он окончательно забыл. Наплетет что-нибудь, не в первый раз, а вот встречу с красавицей с ангельским лицом откладывать никак нельзя.

В общежитии, в котором когда-то Михаил подолгу «гостил» у знакомых девчонок, теперь все оказалось по-другому. Чтобы найти хоть кого-нибудь, кто смог бы опознать красотку, пришлось немало потрудиться. Посторонних, мало похожих на студентов, оказалось гораздо больше, чем самих студентов. В начале «опроса» Порецкий еще как-то приглядывался к молодым ребятам, которым можно было бы показать фото, но потом уже стесняться перестал. Никто не признавал в сонной нимфе знакомую. Когда Павел уже собрался уходить несолоно хлебавши, одна девушка, глядя на снимок, сказала:

– Так это же Олеська-Сапожок! Да точно, это она!

– Замечательно, а как нам ее найти? – поинтересовался Михаил.

– Без понятия. Она с дневного отделения ушла еще после зимней сессии.

– А по какой причине? – не отступал Михаил, гипнотизируя девушку взглядом своих синих глаз.

– Понятно по какой, из-за брата-инвалида. Он у нее совсем больной, а лечить не на что. Вот она на заочное отделение и перевелась, а сама работать пошла. Жалко, она ведь такая умница.

– А куда пошла трудиться, не подскажите?

– А вам зачем? – вдруг проявила интерес болтливая девушка. – Вдруг вы ее обидеть захотите?

Михаил, элегантно взяв студентку под локоток, отвел ее подальше от скучающего Павла:

– Видите ли, милая девушка, – Порецкий тут же придал своему лицу страдальческое выражение, – мой друг сон и аппетит потерял от любви. Увидел Олесю и все, покоя лишился. Посмотрите, какой грустный. Я взялся помочь найти ее. Очень хочу, чтобы у них все состоялось. Разве могу я сделать плохо такому ангелу, как Олеся?

Девушка поколебалась немного, не больше минуты, и сказала:

– Вы бы другу своему не говорили. В ночном клубе она работает, стриптизершей. А что делать? Там за ночь много платят, а днем в конторе какой-то сидит на ресепшене. Клуб называется «Бедлам», на Лиговке.

Михаил послал девушке воздушный поцелуй, и помчался к Павлу. Но потом вернулся и спросил:

– А почему ее Сапожком прозвали?

– Ну, вы, мужчина, даете, – удивленно посмотрела на него девушка. – Ног, что ли ее не видели? Они у нее от коренных зубов растут, в универе таких ног ни у кого больше нет. Она поэтому сапоги все время носит, и заметьте – без каблуков, чтобы не пялились лишний раз. Ей от парней и так проходу нет.

Михаил на мгновенье сник. Попал, похоже, Пашка. Ох, попал! Если у обладательницы такого личика еще и ноги, как у Иванки Трамп, тогда его лучше на разговор с милой дамочкой не брать. Не устоит. Придется отдуваться самому.

Время было детское – десятый час вечера, в клуб раньше полуночи не было смысла ехать,