Шрифт:
Закладка:
Очень немногие кадеты НАС или военнослужащие решаются индивидуально посещать святилище Ясукуни и соседний с ним музей в выходные дни. В 2001 году в одном расквартированном в Токио полку увольнительную на 15 августа, чтобы иметь возможность посетить храм, запросили только 10 из 9000 человек [Там же][86]. Организованные ветераны ИАЯ разочарованы отсутствием рядом с ними в этот день военнослужащих Сил самообороны. Они утверждают, что небольшое число военнослужащих низшего звена стремится подключиться к почитанию памяти ИАЯ, но офицеры держатся на расстоянии, и никто из высших чинов Сил самообороны, которых Ассоциация ветеранов Императорской армии приглашает присоединиться к поминальным мероприятиям в святилище, никогда не откликался на это приглашение [Там же][87]. Хотя некоторые заинтересованные наблюдатели предсказывали, что визиты премьер-министра Коидзуми в святилище в конечном итоге сделают такие посещения военнослужащими Сил самообороны нормой, этого не произошло [Там же].
То, что военнослужащие не посещают храм Ясукуни, не означает, что они не интересуются историей своих предшественников. Скорее, ни святилище Ясукуни, ни Зал Военного мемориала (Юсюкан), который находится на его территории, не являются для солдат Сил самообороны значимым местом для увековечения военных традиций Японии. Силы самообороны создали музеи на базах, где пишутся «суррогатные истории», в первую очередь для самих военнослужащих; эти музеи функционируют как своеобразное противопоставление храму Ясукуни и Залу Военного мемориала, с их некритическим превозношением японских вооруженных сил. Вот почему, чтобы обозначить сознательные усилия по созданию собственной истории, ориентированной на военных, я использую термин «суррогатная история». Начнем со знакомства с этими музеями, ну а потом эта глава будет посвящена различным стратегиям, используемым Силами самообороны для того, чтобы порвать с прошлым (разрыв, востребованный обществом) и создать военную традицию (непрерывность, необходимая для сплоченности самих военнослужащих). Среди этих стратегий – локализация конкретных суррогатно-исторических нарративов, распространяемых в музеях баз и за их пределами, использование масляной живописи и репродукций исторических событий для подтверждения прошлого военного опыта и корректировки символов, гораздо более древних, чем Силы самообороны.
Создание военной памяти проблематично везде[88]. Однако в Японии Силы самообороны пытаются – возможно, с большей и преднамеренной интенсивностью, чем в период строительства империи более века назад, – избавиться от наследия ИАЯ и создать военную традицию, которая поднимет боевой дух войск. В музеях баз Силы самообороны пытаются сконструировать собственную версию военной истории. Она складывается из радикально различных историй военных учреждений, Азиатско-Тихоокеанской войны и современной истории Японии в целом, которые широко представлены в знаковых местах, начиная от Зала Военного мемориала в храме Ясукуни и заканчивая Музеем мира в Хиросиме (Hiroshima Heiwa Kinen Shiryōkan, 1955)[89]. Музеи на базах Сил самообороны, напротив, представляют собой основную площадку для создания «общей военной памяти» о солдатах прошлого и современных военнослужащих Японии в частях, созданных после Второй мировой войны[90]. Общая память, пишет Иэн Хэкинг [Hacking 1995: 210], всегда играла важную роль для групповой идентичности – почти у любой группы людей, способной определить себя как нечто единое и отличное от других групп, есть рассказы о своем происхождении.
Каждая группа людей имеет свою общую память, собственные хроники и героические оды, которые помогают группе определиться. Прошлое необходимо, потому что оно создает общность, а общность утверждается посредством реконструкции прошлого. Воспоминания, которые сталкиваются друг с другом вне стен японских музеев военных баз – в дебатах об учебниках истории, о визитах чиновников в синтоистские святилища и о конституции, – тщательно модерируются в этих музеях как коллективная военная память. Производство этой общей памяти направлено как внутрь группы, чья память требует преемственности, так и вовне, к гражданским лицам, которые должны верить, что эта преемственность фактически нарушена именно по причине условий, в которых были сформированы Силы самообороны, в разрыве с традициями ИАЯ, ассоциирующейся с насилием, войной и поражением.
Музеи на базах представляют сложный и своеобразный взгляд на милитаризм Японии в прошлом и настоящем. Они не просто копируют в миниатюре, в дилетантском формате, грандиозные, скандально реакционные представления о милитаристском прошлом Японии, репрезентированные в Зале Военного мемориала или Зале Сёва. Скорее, они обращаются к национальной репрезентации военной истории в таких местах, как Мемориальный музей мира в Хиросиме, Музей атомной бомбы в Нагасаки, Мемориальный музей мира в префектуре Окинава и Выставочный зал мира Сил специального назначения Тиран, с их различными взглядами на Азиатско-Тихоокеанскую войну и роль военных.
Музеи на базах на самом деле являются местом, где память исправляется, переосмысливается, реорганизуется и вновь утверждается. Процессы производства военной памяти становятся здесь определяющими именно потому, что память ценится там, где существуют проблемы с идентичностью. Я не использую понятие «общая память», полагая, что любой человек может поделиться точно такими же воспоминаниями хотя бы с каким-то одним, другим человеком[91]. Скорее, термин «общая военная память» означает ее фиктивность. Администрация музеев десятков военных баз по всей Японии постоянно работает над созданием и поддержанием этой вымышленной, фиктивной памяти. «Общая память» также подразумевает попытку создать общую идентичность, объединяющую военных как социальную группу, несмотря на разные мотивы, происхождение и личные связи ее членов с имперской историей Японии. Музеи на базах заставляют задуматься над тем, почему одни образы милитаристского прошлого Японии торжествуют, а другие остаются невидимыми или какие воспоминания Силы самообороны должны создать о себе и ИАЯ; и они находят некое решение того, как преодолевать конфликт их конструкций с другими, конкурирующими воспоминаниями. Таким образом, музеи на базах должны учитывать множество ассоциаций и взглядов, поскольку они создают общую память как суррогатную историю, сформированную для удовлетворения интересов конкретного сообщества, а не связанную с какой-то объективной или академической историографией. Вместо того чтобы противопоставлять эти суррогатные истории академической историографии, я пытаюсь выявить активные, сознательные усилия музеев на базах, направленные на предоставление полезного в местных условиях представления о военной истории Японии. Их вмешательство в эту историю, конечно, носит в высшей степени политический характер и обусловлено особым видением того, как должна быть организована такая история, проливающая особый свет на военное настоящее Японии, которое можно использовать для будущего Сил самообороны.
ЛОКАЛИЗАЦИЯ СУРРОГАТНЫХ ИСТОРИЙ
Как правило, лагерь ИАЯ строился в конце XIX в., а затем дополнялся местным штабом командования базы. Один лагерь, например, был заложен в 1896 году для десятого кавалерийского полка ИАЯ. Другой был основан в 1898 г. как база пехотного полка ИАЯ. После роспуска ИАЯ в 1945 году и во время послевоенной оккупации Японии с 1945 по 1952 год здания штаб-квартиры ИАЯ служили штабом Союзных оккупационных сил. Эти здания остались нетронутыми после ухода в 1952 году союзных войск и создания Сил самообороны. Позднее они были преобразованы в музеи баз. Большинство таких музеев были созданы в 1960-х годах. С возобновлением в 1960 г. американо-японского Договора о безопасности стало ясно, что Силы самообороны останутся, что связи с Соединенными Штатами превратились в долгосрочную договоренность и что большинство населения смирилось с обеими идеями. Помимо того, что они скромнее по размерам и менее грандиозны в смысле экспозиции, музеи на базах отличаются от национальных военных музеев и другими существенными признаками. В отличие от музеев,
