Шрифт:
Закладка:
— Никто из вас не спешил спасать вашего короля из плена, — ехидно напомнил Аралкарион, наклоняясь вперёд, опираясь на меч. — А теперь, когда герой Астальдо сделал то, на что никто из вас оказался не способен, вы вспомнили о верности. Похвально, «оторнор». Похвально.
Дис умоляюще посмотрела на командира верных Макалаурэ.
— Я не хочу зашивать ваши раны, — прошептала эльфийка, — полученные в столь бессмысленном бою.
Воин кивнул.
Наблюдая за спешной работой по обустройству лагеря, знахарка снова вспомнила более чем весомый аргумент, приведённый Зеленоглазкой, объясняющий её знания о том, как поставить на ноги даже того, кто не может шевельнуться.
«Его выбросили за ворота, — рассказала колдунья, пока шла вместе с Дис к лагерю, — связанного очень туго. Этот эльф пытался плохо работать, так он сам сказал, когда смог. Его стянули верёвками так, что получился почти идеально ровный шар. Колени и локти вывернули в неестественное положение, а в рот вставили распорку, чтобы его нельзя было закрыть. В назидание другим, этого несчастного швырнули в клетку на эшафоте около шахты, и тюремщики мочились ему в рот. Чтоб не голодал. А потом оказалось, что нельзя было так поступать с рабочим, палачей наказали, а эльфа приказали выгнать из Благословенной Белой Страны, раз его не устраивают законы. И выгнали. Так связанного и вышвырнули. Правда, передали тем, кто жил за воротами, чтобы позаботились. Вот я и… заботилась. А когда он исцелился, стал сожалеть о содеянном и решил вернуться, чтобы вымаливать прощение».
Дис мысленно содрогнулась. Да, вожди Авари, их братья и воины говорили о том, что искажение не пощадило часть их народа, что эльфы превратились в жалкое подобие самих себя, даже те, что не стали орками. Но неужели всё настолько ужасно?
«Мы гибли, калечились и не знали, как жить, — пояснила Зеленоглазка, — а Моргот, как вы его зовёте, обещал заботу и возможность не умирать. Обещал дружбу с хищниками, конец вражды с орками, знания и умения. И, да, он сдержал слово».
— А мы считали себя рабами в Валиноре, — с ужасом ахнула Дис, садясь на бревно. — Как же мы были слепы…
***
Превозмогая тянущую боль и обессиливающую усталость, радуясь, что удалось без посторонней помощи повернуться на бок, а потом — снова на спину, в то время как знахари массировали тело и разрабатывали суставы, Нельяфинвэ ждал, когда его оставят, наконец, в покое. Веки тяжелели, Феаноринг пытался не заснуть, пока не сменят бинты, чтобы посмотреть на то, что осталось от руки, и как заживает рана, но не смог.
Провалившись в сон, Майтимо Руссандол увидел себя прикованным к скале. Сознание твердило, что должно быть до крика больно, тело вот-вот забьётся в муках, и не сможет расслабиться до полной потери сил и кратковременного забытья, чтобы дать отдых мышцам для продолжения терзаний. И так бесконечно. По кругу. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова.
Однако во сне не было ощущений, кроме невесомости, от которой кружилась голова. А потом висков коснулись живые, тёплые руки.
«Ему корона всё равно не к надобности, — прозвучали откуда-то сверху слова, будто над пленником кто-то возвышался. — Только лишние мучения».
Ощущений не было, кроме знания, что венец родича Махтана больше не на голове. Или на голове?
«Его не отнять, — сказал отец Нерданель. — Это невозможно».
— Нет ничего невозможного, — ворвался в сон голос того, кто не хотел быть услышанным, но Нельяфинвэ спал слишком чутко и среагировал даже на полушёпот.
Чувствуя эйфорию от ощущения под собой постели и полного отсутствия боли, сын Феанаро приоткрыл глаза.
— Почему мне кажется, — через силу усмехнулся Нельяфинвэ, — что твоё появление здесь не сулит ничего хорошего?
Передача короны нолдорана. Плевок на могилу отца
Посмотрев, как знахари покинули шатёр, Нолофинвэ, как мог, спокойно взглянул на сына полубрата. Разумеется, Феаноринг выглядел гораздо лучше, чем когда его только привезли, но…
— Шутишь… — криво улыбнулся король из Второго Дома. — Значит, всё не настолько плохо. Как кажется.
Майтимо усмехнулся, Нолофинвэ отвёл взгляд, поджав губы.
— Я найду тебе ещё лекарей, — протёр ладонью глаза полубрат Феанаро, встав с места и подойдя к столу с пузырьками, бинтами и инструментами. — Что из всего этого можно пить, Нельо?
— Всё, — выдохнул Майтимо, — бери, что не кажется отвратительным по цвету и пахнет приятно.
Поморщившись от режущего слух срывающегося хрипа, занявшего место звучного, уверенного, хоть обычно и негромкого голоса, Нолофинвэ взял что-то розовое и, откупорив, отхлебнул.
— Мне нравится, — натянуто улыбнулся король, — вкусные у тебя эликсиры.
— Не все. Тебе просто повезло, — сын Феанаро, не найдя рядом подаренную Ириссэ звезду, сжал искалеченное предплечье. Было не больно, снадобья и мази ещё действовали, но, чем лучше становилось самочувствие, тем тяжелее и омерзительнее казалась жизнь.
— По-ве-зло… — эхом повторил Нолофинвэ, садясь рядом с племянником. — Несказанно…
Майтимо медленно вдохнул. Осторожно выдохнул. Повернув голову к гостю, Феаноринг широко улыбнулся.
— Ноло, что ты от меня хочешь? — задал он прямой вопрос. — Я же понимаю, ты не навестить меня пришёл. И, хотя временами у меня дико болит голова, а потом мне дают то, что ты выпил, и я не могу полноценно размышлять, находясь в полусне, выводы делать всё же в состоянии. Финьо ведь не просто так исчез после разговора с тобой. Говори, что тебе нужно.
Нолофинвэ усмехнулся, покачал головой, снова усмехнулся, встал и прошёлся по шатру взад-вперёд.
— Почему твой народ не спас тебя? — с очень странной интонацией спросил король Второго Дома Нолдор. — Твои братья мертвы?
— Ты знаешь, что нет, — поморщился Майтимо, отворачиваясь. — Мы все одной крови. Чувствуем друг друга. Если хотим.
— То есть… Ты не нужен своему народу? Хорошим ты был королём, наверное.
Сын Феанаро не пошевелился. Казалось, он даже не дышал.
— Я сказал лишнее, прости, — поджал губы король.
— Ноло, — Майтимо очень серьёзно посмотрел на дядю, — убей меня, и скажи, что корона твоя по праву… Придумай сам, по какому.
— Кано называют твоим наместником, — прищурился Нолофинвэ, — после твоей
