о ее рассказе с психиатрической точки зрения?

– Хорошая попытка, инспектор.

– В смысле?

– Эта женщина – моя пациентка, поэтому…

– Вы не можете разглашать подробности своей работы.

– Верно. А вы что обо всем этом думаете?

– Тайна следствия, увы, – улыбнулся он, выпустив струю дыма.

– Забавно. Ясно одно – кирпичики ее убежища совпадают с тем, что она пережила. Мне потребуется время, чтобы все проанализировать и выявить несколько скрытых совпадений, но у вас есть пострадавшая, виновный и мотив. Я сделаю вам копию записи.

– Спасибо. Могу я вам задать один вопрос?

– Задавайте.

– Пострадавшие всегда так легко с вами откровенничают?

– Вы считаете, что это было легко? – удивилась психиатр.

– Она колебалась всего одно мгновение, но показалась мне полной решимости… – ответил инспектор.

– Каждая жертва реагирует по-разному, и самым сложным в таких случаях является не признание, а принятие, – пояснила Вероника. – Завтра или чуть позже Сандрина осознает, что часть ее жизни ушла навсегда, и смерть ее палача не вернет ей этих потерянных лет. И поверьте мне, ни медикаменты, ни удовлетворение от мести не смогут заглушить ее криков боли.

20

Дамьен ждал в вестибюле больницы, пока психиатр принесет ему копию записи. Он думал об этой девочке, угодившей в ловушку, которую приковали к стене погреба на несколько лет. Инспектор представил ее боль, отчаяние, тоску, растерянность. И это тяжелое тело, лежащее на ней. Он покинул больничную парковку с облегчением, стараясь не думать о навязчивых сравнениях между тем, что перенесла эта молодая женщина, и тем, что могла испытать его дочь.

Он приехал в полицейский участок и направился к своему кабинету. В коридоре Дамьен встретил коллег, которые дружно складывали папки вдоль стены.

– Что происходит?

– Избавляемся от старых дел, отправляем их в архив Кана – приказ начальства, – сообщил ему Антуан.

– Уже?

– Да. Похоже, решение о закрытии нашей конторы не изменится. Поэтому начинаем готовиться. Новости есть?

– Да, пойду, напечатаю отчет, пока вы не унесли мою пишущую машинку!

Дамьен сел за свой стол и задумался.

«Вот и почти раскрыто это странное дело, – сказал он себе. – Скоро психиатр поможет нам установить личность потерпевшей. Загадка острова продлилась недолго, и лишь в воображении пострадавшей, которой наверняка потребуется не один месяц или год, чтобы снова склеить кусочки разорванного в клочья прошлого».

Он закурил сигарету, открыв папку с документами, собранными накануне. Среди прочего был конверт со снимками, сделанными на ферме полицейскими, которым было поручено сфотографировать место преступления. Дамьен разложил их на столе.

Он вынул из кармана пиджака аудиокассету и некоторое время раздумывал, стоит ли снова слушать откровения, которые были на ней записаны. Ему совершенно не хотелось в очередной раз погружаться в эту историю, тем более так быстро, но ему было необходимо обобщить последнюю информацию для своего начальника. Он выдвинул ящик стола и достал оттуда магнитофон. Включив запись в качестве фонового сопровождения, он принялся печатать отчет.

«Я возвращалась домой, было холодно и темно. Мне было шестнадцать лет…

Шестнадцать лет».

На данный момент, без личности и даты рождения, было сложно определить точное количество лет, прошедших между похищением и освобождением. По утверждениям медиков, Сандрине могло быть от двадцати пяти до тридцати лет. Значит, молодая женщина могла находиться в заточении от девяти до четырнадцати лет…

Он отметил в своем отчете, что личность пострадавшей будет установлена в ближайшее время и что на основании этой информации расследование будет быстро завершено. Останется только найти родственников молодой женщины, и в этом загадочном деле, начавшемся на побережье Вилле-сюр-Мер, будет поставлена точка. Затем обыденная жизнь приморского городка сможет вернуться в свое привычное русло, проложенное между скукой и апатией.

Закончив свой отчет, инспектор остановил кассету, закурил новую сигарету и впервые с того момента, как он увидел эту таинственную незнакомку, расслабился, задумавшись о своей дальнейшей карьере после закрытия полицейского участка. Разумеется, все сотрудники будут переведены в главные комиссариаты региона, но Дамьен еще не получил своего назначения.

Он просто хотел оказаться в спокойном месте, чтобы ему больше не приходилось проникать в чье-либо убежище.

Инспектор начал складывать документы в папку, и когда убирал фотографии, один снимок привлек его внимание. Он был сделан в погребе, спустя несколько часов после обнаружения места преступления. На нем была видна стена, расположенная справа от лестницы, напротив матраса и ванной. Фотограф наклонился до уровня импровизированной постели, чтобы снять то, что видела жертва, сидя на матрасе.

«Сандрина проводила часы, дни, недели, глядя на эту стену, – вздохнул Дамьен. – Сколько раз она мечтала о том, чтобы эта стена рухнула? Сколько надежд рождалось и умирало, когда она разглядывала этот недосягаемый серый цемент?»

На фотографии угадывалась близость подвального окошка, поскольку на правой стороне снимка виднелось слабое свечение, по всей видимости, от света прожекторов снаружи.

Дамьен некоторое время сидел в задумчивости. Он не решался себе в этом до конца признаться, но его продолжало удивлять, что Сандрина открылась им с такой легкостью. Он не был знаком с таинственными механизмами мозга, тем не менее он ожидал гораздо большего сопротивления. Еще одна вещь не давала ему покоя – у него сложилось впечатление, что молодая женщина просто читала текст, как плохая актриса, стремящаяся скорее отделаться от своих реплик, и если бы она не расплакалась в конце представления, он бы решил, что рассказанная в больничной палате история лишь немного касалась самой рассказчицы.

Он вспомнил комментарии психиатра – что все это было нормально, что должно пройти время, что ее мозг еще не усвоил всю информацию, что лекарственные препараты вызывают ощущение отсутствия, отстраненности…

Однако, бросив последний взгляд на снимок стены, Дамьен почувствовал странное покалывание в области затылка. Он замер, пытаясь понять, что его могло так встревожить. Через несколько секунд его внимание сконцентрировалось на детали, которой он не придал значения в первый раз.

«Ну и ну…» – прошептал чей-то голос, обдав его запахом серы.

Он перемотал кассету, пока не нашел интересующее его место.

«20 часов 37 минут. Время – понятие непостоянное», – произнесла Сандрина.

Он просмотрел другие снимки погреба, но признал очевидное – то, что он искал, не фигурировало ни на одном из них.

«Ну что, недостойный отец, что ты теперь будешь делать? – продолжил голос. – А? Снова обратишься в бегство? Спрячешься на другом конце Франции, чтобы не видеть меня, или все же немного потанцуешь со мной?»

Дамьен вскочил со стула, взял папку с документами, достал кассету из магнитофона и схватил ключи от машины.

– Уже уезжаете? – окликнул его Антуан с папками в руках, увидев, как он направляется