знаешь, что у меня самая высокая раскрываемость в Убийствах.

– Да, я с самого начала это знал. Когда главный инспектор распределил меня к вам, я очень обрадовался.

– И теперь, когда у тебя был шанс увидеть меня за работой, скажи – откуда, по-твоему, берется такая раскрываемость?

Ричи, похоже, стало неловко: было ясно, что он задавал себе тот же вопрос и не смог найти ответа.

– Может, дело в том, что я самый умный в отделе?

Он то ли пожал плечами, то ли просто дернулся.

– Откуда я знаю?

– Иными словами – нет. Может, я ясновидящий чудо-мальчик из тех, кого показывают по телевизору?

– Я же сказал: откуда…

– Откуда ты знаешь. Точно. Тогда позволь ответить за тебя: мозг и инстинкты у меня не лучше, чем у всех остальных.

– Я так не говорил.

В тусклом утреннем свете его лицо выглядело осунувшимся, встревоженным – и отчаянно молодым.

– Знаю. И тем не менее это правда: я не гений. Да, я хотел бы им быть, и по молодости лет мне какое-то время казалось, что я особенный. Я в этом не сомневался.

Ричи настороженно наблюдал за мной, пытаясь понять, отчитывают его или нет.

– А когда…

– Когда до меня дошло, что я не Супербой?[13]

– Ну да. Наверное.

Зеленые обрывки холмов то появлялись из тумана, то исчезали. Понять, где кончается земля и начинается небо, было невозможно.

– Скорее всего, намного позже, чем следовало, – ответил я. – Точно не помню. Скажем так: это стало очевидно, когда я повзрослел и поумнел. Я сделал пару ошибок, которых можно было избежать, пропускал то, что Супербой заметил бы. И, что самое главное, мне довелось поработать с по-настоящему крутыми парнями, на которых я хотел быть похожим. И оказалось, что я умен ровно настолько, чтобы заметить разницу между ними и собой. Мне хватило ума, чтобы осознать его нехватку.

Ричи промолчал, но слушал внимательно, и на его лице отражалась все большая сосредоточенность. Он снова стал почти похож на копа.

– Неприятно было осознать, что во мне нет ничего особенного, – продолжал я. – Но, как я уже говорил, надо работать с тем, что есть, иначе тебя ждет неминуемый провал.

– То есть показатель раскрываемости…

– Показатель раскрываемости такой по двум причинам: потому что я пашу как проклятый и потому что сохраняю контроль – над ситуацией, над свидетелями, над подозреваемыми и, что важнее всего, над собой. Если у тебя получается это, почти все остальное можно компенсировать. Если нет, если ты теряешь контроль, то вся твоя гениальность ничего не значит – можешь хоть сразу собрать вещички и идти домой. Забудь про галстук, про методы допроса, забудь все, о чем мы говорили последние две недели. Это просто симптомы. По сути, все, чему я пытаюсь тебя научить, сводится к одному – к контролю. Понимаешь, о чем я?

Губы Ричи сжались в упрямую линию; именно это я и хотел увидеть.

– Сэр, я умею контролировать ситуацию. Купер застал меня врасплох, вот и все.

– Значит, не позволяй заставать тебя врасплох.

Он прикусил щеку.

– Да. Хорошо. Это больше не повторится.

– Не сомневаюсь. – Я быстро хлопнул его по плечу. – Ричи, во всем можно найти позитив. Вполне возможно, что это худшее утро в твоей жизни, а ты молодчина, держишься. Если ты уже на третьей неделе в отделе понимаешь, что ты не Супербой, считай, что тебе крупно повезло.

– Возможно.

– Уж поверь. Теперь остаток карьеры ты можешь посвятить самосовершенствованию. Это дар судьбы, друг мой. Не отказывайся от него.

В больницу начали стекаться первые пострадавшие: парень в комбинезоне прижимал к ладони пропитанную кровью тряпку, девушка с худым напряженным лицом несла оцепенелого малыша. Часы Купера тикали, однако решение должен был принять не я, а Ричи.

– В отделе мне никогда этого не забудут, да? – спросил он.

– Не беспокойся, я обо всем позабочусь.

Впервые с начала нашего разговора он развернулся и посмотрел мне прямо в глаза:

– Я не хочу, чтобы вы меня опекали. Я не ребенок и сам могу за себя постоять.

– Ты – мой напарник. Я должен быть на твоей стороне.

Эти слова удивили его настолько, что он даже переменился в лице. Через мгновение он кивнул.

– Я еще могу?.. То есть… доктор Купер пустит меня обратно?

Я взглянул на часы:

– Если поторопимся, то да.

– Отлично. – Ричи глубоко вдохнул, пригладил волосы и поднялся. – Идем.

– Молодчина. И вот еще что…

– Да?

– Не забивай себе голову ерундой. У тебя есть все для того, чтобы работать в отделе убийств.

Он кивнул.

– Но я все равно приложу все усилия. Спасибо, детектив-сержант Кеннеди. Спасибо.

Он поправил галстук, и мы плечом к плечу пошли обратно в больницу.

* * *

Ричи продержался до конца вскрытия. Оно вышло особенно тяжелым: Купер не торопился, старался, чтобы мы вдоволь насмотрелись на каждую подробность, и если бы Ричи хоть раз отвел глаза, ему была бы крышка. Но он справился – наблюдал сдержанно, не дергаясь, даже почти не мигая. Джек оказался здоровым упитанным ребенком, крупным для своего возраста и, судя по коркам ссадин на коленях и локтях, довольно активным. Он съел запеканку и фруктовый салат примерно в то же время, что и Эмма. Следы шампуня за ушами указывали на то, что вечером Джека купали, и он явно сильно вертелся, не давая как следует сполоснуть голову. Потом он отправился спать, а поздно ночью кто-то его убил – по всей видимости, задушил подушкой, правда, на этот раз доказательств не было. На теле мальчика отсутствовали защитные повреждения, однако, по словам Купера, это ничего не значило – Джек мог умереть во сне или последние секунды жизни кричал в подушку, которая помешала ему сопротивляться. Ричи осунулся, словно после входа в морг похудел на десять фунтов.

Когда мы выбрались, уже настало время ланча, но ни ему, ни мне есть не хотелось. Туман рассеялся, но было по-прежнему темно, как в сумерках, небо набрякло холодными тучами, а зеленые холмы на горизонте заволокла мрачная дымка. Круговорот людей на входе в больницу набрал силу. Из “скорой” выгружали юношу в косухе, одна нога у него была вывернута под неестественным углом. Стайка девушек в медицинских костюмах покатывалась со смеху, передавая друг другу чей-то мобильник.

– Ты выдержал. Молодчина, детектив.

Ричи издал хриплый звук – нечто среднее между кашлем и рвотным спазмом. Я быстро отдернул полу своего пальто, но он вытер рот ладонью и взял себя в руки.

– Да, почти.

– Сейчас ты думаешь опрокинуть пару стопок чистого виски и завалиться спать. Не делай так.