Шрифт:
Закладка:
– Охотно верю.
– Скажите откровенно – вы рекомендовали бы мне обратиться к психиатру?
– Я не думаю, что вы сумасшедший, если вы об этом.
– Правда? Что ж, приятно это слышать. Безумие – самый страшный из всех недугов. Послушайте, Атертон, я должен вам признаться, что, независимо от того, в своем я уме или нет, я в любом случае далеко не в лучшем состоянии. Полагаю, мне надо дать себе возможность отдохнуть.
Лессингем направился туда, где оставил свои шляпу и зонт.
– Есть кое-что еще, что вам необходимо сделать, – заметил я.
– О чем вы?
– Вы должны отказаться от своих претензий на брак с Марджори Линдон.
– Мой дорогой Атертон, если у меня действительно серьезные проблемы со здоровьем, я откажусь от всего – от всего!
Свои последние слова Лессингем сопроводил движением рук, как бы подчеркивавшим его решимость.
– Поймите, Лессингем, все остальные ваши проблемы меня не касаются. Меня волнует только то, что имеет отношение к мисс Линдон. Прежде чем выйти из этой комнаты, вы должны твердо пообещать мне расторгнуть помолвку с ней сегодня же, до того как наступит вечер.
Лессингем повернулся ко мне спиной.
– Когда-нибудь вас будет мучить совесть из-за того, как вы со мной обошлись, – сказал он. – Это произойдет, когда вы поймете, что я – самый несчастный человек на свете.
– Теперь я это понимаю. И именно по этой причине мне так не хочется, чтобы темная тень вашей судьбы упала на невинную девушку.
Лессингем обернулся.
– Атертон, какие у вас на данный момент отношения с Марджори?
– Она относится ко мне как к брату.
– А вы к ней – исключительно как к сестре? Можно ли сказать, что ваши чувства по отношению к ней этим и ограничиваются?
– Вы знаете, что я люблю ее.
– И вы считаете, что, устранив меня как соперника, вы расчистите путь себе?
– Ничего подобного. Хотите верьте, хотите нет, но мое единственное желание состоит в том, чтобы она была счастлива. И конечно же, если вы ее любите, вы тоже этого хотите.
– Да, это так. – Лессингем ненадолго замолчал, и на его лице появилось выражение печали – чувства, которое, как мне казалось, ему недоступно. – Это так до такой степени, что вы даже представить себе не в состоянии что-либо подобное. Ни одному мужчине не нравится, когда в его любовные дела кто-нибудь вмешивается, особенно когда это делает кто-то, в ком он – позвольте уж – видит своего возможного соперника. Но я вам вот что скажу. Если та беда, которая выпала на мою долю, не исчезнет, а продолжится, клянусь богом – я не стану стремиться к тому, чтобы Марджори разделила мою судьбу, какие бы блага мне это ни сулило.
Лессингем сделал паузу. Я молчал, ожидая продолжения.
– Когда я был моложе, – снова заговорил мой собеседник, – я тоже страдал от подобных приступов. Но потом все прошло – и много лет ничего такого со мной не случалось. Я решил, что избавился от этого навсегда. Однако недавно недуг вернулся – вы сами могли в этом убедиться. Я, разумеется, постараюсь выяснить причины, по которым это произошло. Если станет ясно, что с этим ничего поделать нельзя и велика будет вероятность того, что припадки продолжатся, я не только, как вы выразились, откажусь от своих претензий на брак с мисс Линдон, но и от всех прочих своих амбиций. А пока определенности в этом вопросе нет, я ограничусь лишь поддержанием знакомства с нею.
– Вы мне это обещаете?
– Да, обещаю. А что касается вас, Атертон, то прошу вас – пока суд да дело, будьте со мной помягче. Не надо судить меня слишком строго раньше времени. Это очень неприятно для любого человека – узнать, причем с опозданием, что он был слишком строг к кому-то, кто этого не заслуживал. Попробуйте представить себе все то, что сулит мне этот мир сейчас, – а потом подумайте, каково мне будет, если все это навсегда станет для меня невозможным. И все из-за одного поворота колеса капризной фортуны.
Лессингем повернулся, собираясь уйти, но затем остановился и огляделся с таким видом, словно услышал какой-то звук.
– Что это такое? – спросил он.
Мое ухо тоже уловило нечто похожее на жужжание. Я невольно вспомнил рассказ Марджори о событиях предыдущей ночи. Звук в самом деле походил на шум крыльев летящего жука. На Лессингема он произвел удручающее впечатление – мне было просто жалко на него смотреть.
– Лессингем! – крикнул я и бросился к нему. – Не валяйте дурака! Будьте мужчиной!
Он ухватил меня правой рукой за мою левую и стиснул изо всех сил. У меня возникло странное ощущение, будто это само зло сжимает, словно в тисках, мои пальцы.
– Вот что, налейте-ка мне еще бренди, – пробормотал он.
К счастью, бутылка оказалась совсем рядом – я смог до нее дотянуться с того места, где стоял. В противном случае мне пришлось бы освобождаться от Лессингема, вцепившегося в мою руку мертвой хваткой, и весьма вероятно, что мне не удалось бы это сделать. Я передал ему бутылку и бокал. Он налил себе порцию напитка. К тому времени, когда он осушил бокал, жужжание стихло. Лессингем поставил пустой бокал на стол.
– Когда мужчина вынужден прибегать к алкоголю, чтобы привести в порядок свои нервы, это значит, что дела его плохи – это несомненно. Но вы не представляете себе, что это такое – стоять и ждать, что вы вот-вот окажетесь с глазу на глаз с самим дьяволом.
Лессингем снова повернулся, чтобы уйти – и на этот раз все же вышел из комнаты. Провожать его я не стал. Я слышал, как он прошел по коридору и как хлопнула входная дверь. Затем я уселся в кресло, вытянул ноги, сунул руки в карманы брюк и принялся размышлять.
Прошло, вероятно, четыре или пять минут. Вдруг я услышал где-то совсем неподалеку какой-то негромкий шум. Оглядевшись, я увидел, как через открытое окно в комнату впорхнул лист бумаги. Он опустился на пол почти у самых моих ног. Я поднял его. На листе было факсимильное изображение жука, такое же, как то, которое так сильно потрясло Лессингема накануне.
«Если это предназначалось для Апостола, то отправитель картинки немного опоздал, – подумал я. – Хотя…»
Я услышал чьи-то шаги – кто-то шел по коридору по направлению к комнате. Дверь открылась. Я поднял голову, ожидая увидеть вернувшегося обратно Лессингема – и, как оказалось, ошибся. На пороге стояла мисс Грэйлинг. Я сразу же заметил на ее щеках яркий румянец, напоминавший цветом бутоны роз.
– Надеюсь, на этот раз я вам не помешала. Видите ли, я забыла у вас мою сумочку. – Произнеся эти слова, Дора Грэйлинг замялась, а затем добавила: – А еще я хочу, чтобы вы пообедали со мной.
Я положил изображение жука в ящик стола и отправился обедать с Дорой Грэйлинг.
Книга третья. Ужас по ночам и среди бела дня. Мисс Марджори Линдон рассказывает свою историю
Глава 23. Как он ей это преподнес
Я – самая счастливая женщина на свете! Не знаю, много ли женщин говорили такое о себе в тот или иной момент их жизни – но со мной дело обстоит именно так. Пол сказал, что любит меня. Мне неловко говорить о том, как давно я ощутила нежные чувства к нему и сколько раз признавалась в них себе самой. Это звучит довольно прозаично, но я уверена, что впервые их пробудил отчет о его речи, который я прочитала в «Таймс». Речь была посвящена законопроекту о восьмичасовом рабочем дне. Мнение моего отца об этом выступлении было весьма нелестным. Он назвал Пола глупым болтуном, невежественным подстрекателем, разжигателем напряженности в обществе и применил по отношению к нему множество других подобных, еще более жестких эпитетов. Я очень хорошо помню, как отец, потрясая газетой, говорил, что речь Пола при прочтении воспринимается еще хуже, чем на слух, хотя и тогда она прозвучала так, что, казалось бы, хуже некуда. Он был в такой ярости, поэтому, когда он ушел, я решила выяснить, что его так разгневало, и прочесть текст речи сама. Сделав это, я оценила выступление Пола совершенно