«Вдовец-курец» поспешно прожевал, проглотил и выпалил:

— А вот в «Здоровье» была напечатана любопытная французская диета…

— Здесь не Франция, — перебил его «международник» и смачно стукнул яйцом по яйцу.

— Ну, так как? — снова пристал «статист» справа.

Забелин отказался.

— Была бы честь, верно? — обратился «статист» к соседней «статистке».

Та оторвалась от книги и рассеянно кивнула.

Молчавший долгое время экскурсовод-водитель вдруг заметил:

— Товарищи экскурсанты, остатки пищи и всякие банки-бутылки на дорогу не бросать, а хранить до специально отведенного места.

Из-за крутого поворота навстречу выскочил газик. Сидевший рядом с шофером милицейский майор сделал знак колымаге остановиться.

Поздоровавшись с экскурсоводом-водителем как со старым приятелем, майор попросил всех сидящих в колымаге приготовить документы.

Видно было, что майору очень жарко и многое надоело… Фуражка его сбилась на затылок, воротник расстегнулся, галстук сполз вбок. Синяя некогда рубаха почти выцвела и только под мышками, мокрая от пота, сохранила прежний цвет.

Колымага полезла по карманам, сумкам и бумажникам. Дойдя до Забелина, майор взял его старый, неизвестно на чем державшийся паспорт и долго, с вниманием стал его изучать, переводя взгляд то с паспорта на Забелина, то с Забелина на паспорт. Потом, не возвращая паспорта, спросил:

— Давно здесь?

— Семнадцать дней.

Колымага насторожилась.

— Почему до сих пор не обменяли? — спросил майор.

— Замотался, — вяло улыбнулся Забелин.

«Замотался»! — недовольно повторил майор, все еще не возвращая Забелину паспорт. — А для чего, я вас спрошу, государство обмен паспортов устроило?

Забелин напряженно стал думать для чего, но майор ответил сам:

— Для того, чтобы население их вовремя обменяло.

— По приезде я сразу обменяю, — поспешно сказал Забелин.

— Уж пожалуйста! — И только теперь майор возвратил ему паспорт.

Газик укатил вниз, а колымага, рыча, поползла дальше, вверх по Военно-Узбекской дороге, серпантинно нависшей над почти отвесными пропастями.

— Это что за строгости? — произнес «вдовец-курец». — Погранзона, что ли?

— Преступника разыскивают, — ответил экскурсовод-водитель.

«Свекровь» посмотрела на Забелина и поставила сумку, стоявшую рядом с ней, на колени.

— Видать, матерый, — продолжал экскурсовод-водитель. — Под Воронежем ограбил сберкассу и изнасиловал кассиршу.

— Караем мягко, — сказал «вдовец-курец», — ох, мягко караем.

— В Саудовской Аравии, между прочим, — подкинул студент, — до сих пор действует закон, по которому человеку, даже если он украл на рынке простую лепешку, отрубают руку.

— Здесь не Австралия, — хихикнул «международник».

Между тем «статист», предлагавший Забелину угоститься, беспардонно его разглядывал.

— Что-нибудь не так? — улыбнулся Забелин.

— Да нет, все так, — многозначительно сказал «статист».

— Смотрите! Смотрите! Дерево на скале! Дерево прямо на скале! — буквально завопила студентка.

Колымага, как по команде, повернула свои головы налево. Забелин вообще трудно переносил высоту.

«Ну, дерево, — думал он, — ну, на скале, ну и что?»

— А вам не интересно? — поинтересовался «статист».

— Нет, — ответил Забелин. — У меня от высоты голова кружится.

— А как же верхолазы? — не отставал «статист».

— Поэтому я и не верхолаз, — улыбнулся Забелин.

— А чем же занимаетесь, если не секрет?

Забелин заметил, что этот вопрос заинтересовал всю колымагу.

— Во всяком случае, не верхолаз, — сказал Забелин, давая понять, что продолжать разговор ему неинтересно.

Да, он трудно сходился с людьми…

Наконец колымага достигла верхней точки и остановилась возле белого глиняного домика с двумя маленькими окнами под крышей.

— Перевал Кума! — провозгласил экскурсовод-водитель. — Тысяча девятьсот двадцать метров над уровнем моря. Справа от себя вы видите архитектурный памятник — творение неизвестного архитектора… Особенностью строения являются два входа — мужской и женский.

Колымага заулыбалась, захохотала, экскурсовод-водитель подошел к заднему борту, открыл створки и спустил на землю лестницу.

— Прошу! — пригласил он. — Здесь можно отметить маленькие радости, а желающие приблизить свой смертный час пусть перекурят.

Колымага мгновенно опустела. Остался на месте один Забелин. Ему просто не хотелось.

«Вдовец-курец» жадно и быстро курил, стоя возле мужского входа. «Певуны-затейники», отметив маленькие радости, подошли к краю обрыва и, протягивая руки в только им известном направлении, радовались:

— Опять! Видела?

— Где?.. Ага!.. Ой, да сколько!

— Это не то!.. Вон то!

И снова, сколько ни старался Забелин определить предмет заинтересованности «певунов-затейников», ничего у него не получилось.

Остальные экскурсанты, разбившись на две кучки — мужскую и женскую, — о чем-то шушукались, время от времени поглядывая на одиноко сидящего в колымаге Забелина.

И Забелин понял, что дебаты ведутся на его тему…

Пассажиры, украдкой бросая на Забелина осторожные взгляды, проверили оставленные в колымаге на время празднования маленьких радостей вещи и. убедившись. что все в порядке, постепенно успокоились. Тем не менее спины их выражали беспокойство.

«Статист» справа от Забелина похвалялся сидевшей рядом с ним девушке:

— У меня с бандитами разговор короткий. Подсечка и ногой в пах. Вот потрогайте мою руку. Это же нога! И потом, я вам скажу, бандит силен, пока его боятся. А когда нас много, он тут же, извините, накладывает в штаны. К примеру, нас тут полный автобус. Ну что он с нами сделает?

— Все у вас просто получается, — сказала девушка, — а если он вооружен?

— Хорошо, — продолжал «статист». — допустим, вооружен. Ну, убьет он вас или еще кого, но остальные-то его схватят, и крышка. А он за свою жизнь дрожит. Он только с виду бандит, а душа-то у него заячья.

— У них совсем другая психика, — вмешалась студентка.

— Этого я не знаю, — сказал «статист», — а жить каждому хочется. Даже анекдот такой есть. Идет ночью один грабитель, а навстречу прохожий, выпивши. И думает: дай-ка я его напугаю. Подошел да как крикнет: «Жизнь или кошелек?!» Бандит струхнул, отдал прохожему кошелек, и с концами. Поняли?

— Ну и что? — не поняла девушка.

— Как «что»? — удивился «статист». — В этом вся соль, что прохожий не знал, что перед ним бандит. Разве не смешно, а?

Вопрос уже был адресован Забелину.

— А про муравья и корову кто знает? — спросил «вдовец-курец». И он рассказал анекдот про муравья и корову.

Колымага рассмеялась и начала рассказывать анекдоты.

Анекдоты были разные: школьные, деревенские, «соленые», производственные… И после каждого анекдота все оборачивались на Забелина — как он реагирует. Но он вообще редко смеялся вслух, а если было смешно, то смеялся внутренне, отмечая для себя, что это действительно смешно.

— А вот идут по дороге, — заговорил «международник», — американец, русский и француз. И видят — лежит кларнет…

Выслушав анекдот, колымага опять расхохоталась. Даже «свекровь» улыбнулась.

— А вы чего не смеетесь? — уже с раздражением спросил «статист».

Забелин стал думать, что бы такое ответить, но в этот момент колымага запела.

— Не слышны в саду даже шорохи, — нестройно и не в ритм движению пела колымага.

«Все здесь замерло до утра», — мысленно отмечал Забелин.

— И с