Шрифт:
Закладка:
– Какая досада, – иронизирует она, а потом меняется в лице, ищет телефон по карманам своих шортиков, но его там, естественно нет.
– Остынь, они там сами разберутся, – пытаюсь осадить её.
– Да пошёл ты, – вскакивает она, но я перехватываю её налету. – Ты ничего не понимаешь! – упирается она ладонями мне в грудь. – Юля беременная, у неё гормоны, а вы… ничего не понимаете! Ей помощь нужна!
– Успокойся. Они там сами разберутся. А мы давай тут закончим начатый разговор. Или ты просто тупо хочешь увильнуть? Не получится!
Я слишком сильно сжимаю её запястья и поздно это понимаю. По лицу. Ей больно.
– Прости, – ослабляю хватку и зачем-то провожу большими пальцами там, где только что сдавливал.
– Великий Костров умеет просить прощения?
Она опять язвит, а из меня словно весь воздух вышел. Да, умею. Забыл, наверное. Я много чего умею и могу. Например, коснуться губами родинки на её шее. Заставить её кричать от экстаза и улыбаться счастливо. Сжимать в своих объятиях и не отпускать.
Вместо этого я убираю руки, провожу ладонью по лицу, чтобы прийти в себя. Что за чёрт. Что со мной творится? Околдовала. В плен взяла без тактик и выстрелов, без атак и хитростей. Хотя вот о последнем, кажется, мы собирались поговорить. Пытаюсь собраться с мыслями и снова настроиться на деловой лад. Я всё же хочу услышать ответы на свои вопросы.
Но в этот миг раздаётся звонок в дверь, и мы замираем непростительно близко друг от друга. Я её не держу, но Элиза так и стоит, прижавшись грудью к моей груди, и мне от этого охренеть как здорово. Я бы прошептал ей: «Замри!». Плевать. Кто бы там ни пришёл – пусть валит к чёрту. Нам тут и вдвоём тесно.
И тут я слышу, как щёлкает замок. Этот кто-то открывает дверь своим ключом. И она шарахается от меня, как от прокажённого, пытается отскочить. Ну уж нет, дорогая. Я в эти игры не играю. У меня всегда свои правила.
Поэтому я зачем-то поправляю пиджак и молча захожу ей за спину.
– Эля, ты где? – спрашивает мужской голос, и я понимаю, что ненавижу. Вот с первой секунды возненавидел этот собственнический тон. Это его она ждала? Ему открывала дверь?
Финал серьёзного разговора
Павел
Элиза дёргается, видимо, хочет встретить этого козла, но я её удерживаю – накладываю лапы на плечи и притягиваю к себе. То ли от неожиданности, то ли смирившись с неизбежным, она не сопротивляется. А может, понимает, что я не отпущу. Хватка у меня мягкая, но крепкая.
Он входит в кухню и замирает на пороге.
– Эт-то что ещё такое? – пожимает он губы, как бабка с мопсом. И голос у него брезгливо-гадостный, и выражение лица – словно он дерьма хлебнул. Слащаво-красив, я бы сказал. Неплохо сложен, но немного смахивает на слона габаритами и неповоротлив, как бегемот в грязной луже.
– А в чём дело? – выразительно играю бровями и покрепче прижимаю к себе ведьму.
– Вот так, значит, да, Эля? – игнорирует меня «слон» и сверлит Элизу гневным взглядом. Ему бы на бронепоезд красным знаменем махать – как раз там место. Честь, совесть, чистые идеалы.
– Пупсик, – неожиданно выдаёт моя ведьма, – ты хотел вещи забрать? Так вперёд. Чемодан, вокзал, до свиданья.
Пупсик. Не знаю, как я удержал лицо. Хотелось ржать. Я даже челюсти сжал. Если она меня так будет называть, я ей голову оторву. В порыве страсти, конечно. Смотрю, палец в рот не клади – по локоть оттяпает.
– Может, ты объяснишь? – тянет этого гада на выяснения отношений.
– Я не обязана перед тобой отчитываться, – расправляет Элиза плечи. – Ты ушёл? Ушёл. У тебя личная жизнь? У меня она тоже имеется.
– Ты пока ещё моя жена, – вау, чуть ли не рычит, надо же!
– Через неделю суд. Можешь рассказать, какой ты бедный и несчастный, а я прошмандовка из подворотни, подлая змея, что разбила тебе сердце, печень и почки. На алименты не рассчитывай. Я замуж выхожу и рожаю близнецов.
Это был удар под дых. Хорошо что у меня челюсти сжаты.
– Да, – слышу я свой голос и думаю: совсем с ума сошёл? Белены обожрался? Мы даже чаю не выпили. К слову, чайник надсадно пыхтел. Никто его так и не выключил.
– Да ты… да как ты… – краснеет мордой Пупсик и сжимает кулаки.
– Ещё одно слово, – прячу я Элизу за спину, – и понесёшь челюсть вначале к хирургу, а затем к протезисту. – Я не позволю оскорблять мою почти жену.
Не знаю, какой бес в меня вселился, но я хочу её оградить, спрятать, защитить от этого идиота, что изменял и изменяет ей (я в этом уверен), а сам продолжает воспитывать ту, что с лёгкостью могла бы обломать его и сжечь за собой мосты, обманув святую инквизицию.
Не знаю, что читает Пупсик в моих глазах, но я вижу, как он делает шаг назад. Ещё и трус.
– Ты пожалеешь, Эля, – говорит слон и дёргает по-петушиному головой. Видимо, думает, что выглядит гордо и неприступно, а на самом деле – жалко и по-идиотски.
– Иди уже, Игорь, – говорит Элиза тихо и как-то устало, – забирай, за чем пришёл, и проваливай. Сил нет на тебя смотреть.
– Я вернусь, когда вот этот, – качает он со стороны в сторону указательным пальцем, – уйдёт из нашей квартиры, и тогда мы поговорим.
– Этот отсюда не уйдёт, – делаю шаг вперёд, наступая. – А если уйдёт, то заберёт Элизу с собой.
– Да кто ты вообще такой?! – наконец-то его царское величество обратило взор на меня. Агонь, батарея, агонь, батальон!
Я только рот открыл, чтобы достойно ответить, как слон сверкнул глазами и снова покачал своим перстом почти перед моим носом. Как я выдержал – сам не понял.
– А-а-а… я тебя видел! То-то, думаю, рожа твоя мне знакома! Ты ж из этих… – пощёлкал он пальцами, ища определение, – тщательно подобранных жертв с обозначением роста, веса, размера кошелька. Она вас, как кроликов, подбирала назло мне, чтобы я одумался или ревновал! Фотографии ваши в папочки любовно складывала и выбирала, чтобы меня позлить!
Какие папочки и фоточки? Что он несёт?..
– Ты рылся в моём ноутбуке, – я вдруг понял, что ни за что не хотел бы испытать подобную ярость на себе.
У меня даже между лопатками закололо. Беги, Пупсик, беги! Иначе сейчас тебя шарахнет молнией, испепелит, а потом твой прах развеют по ветру и надругаются в особо изощрённой форме.
– Я должен держать руку на пульсе. Ты всегда была склонна к порочным поступкам и нуждалась в крепкой руке, которая бы сдерживала твои необузданные порывы.
Я сам не понял, как это получилось. Элиза издала придушенный гневом вопль, что исходил из глубин её воистину буйного темперамента. И в этот момент я впечатал кулак в лицо этого домашнего царька, недоделанного Казановы.
Пупсик взвыл и упал, окрашивая пол и стены кровавыми пятнами.
