Пока мы пили пиво в ожидании появления на сцене Винса с группой, Харпер продолжала задавать Калебу вопросы, а я нервничала, опасаясь, что он может подумать, будто это я ее подговорила.

— Твои родители были совсем молодые, когда ты родился? — спросила она его.

Калеб кивнул:

— Маме восемнадцать, а отцу двадцать один.

— А на что же они жили, если ты появился так рано? У них не было времени получить образование, рожая детей одного за другим, не правда ли?

Я мысленно схватилась за голову. Если Харпер что-то интересовало, ее вопросы становились слишком прямыми и иногда похожими на допрос.

Однако Калеб, похоже, счел ее манеру забавной:

— У моего деда по отцу была ферма в окрестностях Линлитгоу. Ферма принадлежала нашей семье на протяжении четырех поколений. Родители жили и работали на ферме вместе с дедом и бабушкой, а когда дед умер, ферму унаследовал отец. Сельская жизнь нелегкая, но хорошая. Мы с раннего возраста узнали, что такое тяжелый труд, но детство у нас было классное.

Я была удивлена. Трудно было представить, что Калеб Скотт вырос на ферме.

— Твои родители все еще там?

— Да. И бабушка. И все работают. Только грустят, что гнездо опустело, когда Скай уехала учиться в университет.

— Ну, что сказать? Мы с Эвой тебе чертовски завидуем, — сказала Харпер за нас обеих. Некоторым эта ее манера могла показаться нахальной, но я привыкла. К тому же в данном случае она сказала чистую правду. — Звучит как идиллия — вырасти на ферме в окружении четырех братьев и сестер и любящих родителей…

Я сначала напряглась, заметив, как много она выдала в одной фразе. Но потом вспомнила, что Калеб уже в общих чертах слышал о моем несчастливом детстве из уст Патрис, и решила не обращать внимания. Правда, Калеб какое-то время сверлил нас вопросительным взглядом, ожидая продолжения, но я незаметно пнула Харпер ногой, умоляя заткнуться. Что она, к счастью, и сделала.

— Еще по пиву? — предложила она.

Калеб сказал, что ему пока хватает, а я согласилась и тихо стояла рядом с ним, пока Харпер ходила в бар за пивом. К сожалению, все столики были уже заняты, когда мы пришли, но я не уверена, что наличие столика между нами сделало бы ситуацию менее неловкой.

Последние ночи прошедшей недели прошли так же, как и предыдущие, — вечером мы встречались в номере Калеба, а глубокой ночью я уходила домой. Однако в пятницу он пригласил меня на обед, мы встретились в его гостинице и пошли обедать в ресторан «Бристоль Лаундж». Чтобы не говорить о личном, я спросила его о работе, и он охотно и в подробностях рассказал мне о том, как развивается ситуация с коллегой, который его беспокоил.

Оказывается, Калеб поговорил со своим боссом, и тот неожиданно признался, что послал его в Бостон не просто в командировку. Большие шишки в Токио были обеспокоены показателями североамериканского подразделения. Они хотели, чтобы кто-то поехал туда и посмотрел на финансовые документы компании и ситуацию в целом. И тогда босс Калеба в Глазго предложил послать Калеба, зная, что если есть проблема, тот ее обязательно обнаружит.

Таким образом, дополнительным заданием Калеба в Бостоне было расспрашивать персонал и собирать необходимую информацию и данные. То есть быть финансовым директором, а по совместительству следователем и аудитором. Разумеется, ему не особенно нравилась ни эта роль, ни уклончивое поведение его босса, но делать было нечего — работа есть работа.

Калеб говорил спокойно и открыто, да и настороженность между нами после честного разговора в моем офисе как-то уменьшилась, поэтому, когда он спросил, свободна ли я в субботу вечером, я не задумываясь пригласила его с нами в бар — мне не хотелось, чтобы он сидел один в Бостоне.

Он сразу же принял мое предложение, чем немного меня удивил. Но теперь находиться с ним рядом в обычной ситуации, чем-то напоминающей свидание, было более неловко, чем я себе это представляла. Возможно, потому что мы были не одни, а с Харпер.

— Я говорил, что ты обалденно сексуальная в этих джинсах? — спросил Калеб, не глядя на меня.

От этого комплимента в животе у меня что-то екнуло. По совету Харпер я на этой неделе пошла в магазин и купила пару синих зауженных джинсов. К ним я подобрала простую черную облегающую майку и короткую кожаную куртку. Не желая отказываться от себя совсем, на ноги я надела красные туфли на шпильках и на платформе, тщательно уложила волосы и сделала эффектный макияж «смоки айс».

— Спасибо, — улыбнулась я. — Они новые. Харпер заставила меня их купить.

— Тогда скажу ей спасибо, — он с любопытством посмотрел на меня. — Ты обычно не носишь джинсы?

— Никогда.

— Напрасно. Твоя попка и ноги выглядят в них фантастически.

От этих слов я внутри растаяла, но снаружи гордо усмехнулась:

— Теперь я буду носить их чаще. Но не потому, что ты сказал, что они мне идут. А потому что я сама так думаю.

И это было правдой. Когда я вышла сегодня из дома, я вдруг почувствовала себя такой свободной, какой давно уже не чувствовала. Я так долго подчинялась правилам, которые установила для себя сама с единственной целью — не стать похожей на моих родителей. Но со временем эти правила превратились в нечто незыблемое, иногда доходящее до абсурда. А я этого даже не замечала — до недавних пор.

Возможно, поездка в Аркадию помогла мне понять, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не стану похожей на моих родителей. А может быть, смерть Джем своим холодным прикосновением напомнила мне, что некоторые моменты в жизни можно упустить навсегда. Так или иначе, что-то помогло мне ослабить самоконтроль и вступить в близкие отношения с этим шотландским мачо, который заставил меня задуматься над вопросом: а что такое безответственность, которую я всегда так презирала? Потому что быть с ним — это было приключение. А не безответственность.

По какой бы причине ни произошли со мной эти перемены, мне они нравились. Выходя сегодня из дома в джинсах и на каблуках, я чувствовала себя молодой и свободной, без своих обычных костюмов и шелковых блузок, которые вдруг стала ощущать как защитную броню.

Мне понравилось выражение лица Калеба, с каким он смотрел на меня, когда я подходила к «мазерати», который он одолжил у Данби. И еще больше мне понравилось, как восхищенно присвистнула, увидев меня, Харпер.

Может, это звучит глупо. Ведь это всего лишь одежда, не правда ли? Но не для меня. Последние несколько недель я, образно выражаясь, пыталась взломать замок своей клетки, и вот наконец замок открылся и дверца широко распахнулась, позволяя мне вылететь на свободу. Вот что такое были для меня эти джинсы. Символ свободы.

Звучит мелодраматично? Через край?

Тогда все правильно, потому что именно такие сильные чувства я испытывала.

Калеб озабоченно посмотрел на меня: