Шрифт:
Закладка:
— Федор Васильевич объяснил тебе, почему считает наследником?
Я отхлебнул напитка, подумал, вспоминая все, что сказал мне дед, помолчал и отрицательно покачал головой.
— Я думаю, он просто ошибся, когда узнал мою фамилию. А потом инсульт и желание напоследок увидеть хоть кого-то из родных пересилил доводы разума. Но Федор Васильевич взял с меня обещание, что я съезду к нему и отыщу то, что он попросил. Я не смог нарушить… Родители так воспитали.
Я замолчал, ожидая ответа. Но гостеприимная хозяйка тоже молчала. В гляделки мы играли минут пять, потом Анна Сергеевна взяла в руки одну из связок.
— Знаешь, что это? — уточнила она, показывая российскую эмблему прошлого страны Советов и моего настоящего.
— Да, царский знак Романовых, символ царской власти, герб Российской империи.
— Не совсем так, но близко к истине, — улыбнулась библиотекарь.
Отчего-то больше язык не поворачивался назвать ее библиотекарша даже в мыслях. Передо мной сидела по меньшей мере статская дама. Откуда в моей голове всплыло это слово, я и сам не знал. Даже не помнил, что оно означает. Перед глазами мелькнули кадры из фильмов про гусар, гардемаринов, балы, красавиц, лакеев и юнкеров, и ни одной статс-дамы. Ну да ладно, я молчал и ждал продолжения.
— Двуглавый орел — это третий, малый герб Российской империи, если быть точной.
— А что их больше, чем один? — мое удивление было совершенно искренним, впервые слышал, что символов в царской Росси существовало несколько.
— Три, большой государственный герб, средний и малый. Личный императорский, для цесаревича и так сказать общий малый.
«Черт, мне-то это зачем знать? Меня бы сейчас в дом пустили, найти икону и обратно в город», — мелькнула мысль, но я продолжал внимательно слушать.
— Собственно, это неважно. Федор Васильевич слыл чудаковатым себе на уме товарищем, но знаниями владел обширными.
— А что важно?
— Важен второй знак, Алеша, — Анна Сергеевна взяла в руки вторую связку ключей. — Знаешь, что это? Точнее, чей это герб?
Я покачал головой.
— Нет, я не силен в гербах. Никогда не интересовался. Мы с батей больше историей города увлекались.
— Конечно, как же я могла забыть, — печально вздохнула женщина. — В наше время не принято изучать родословные, да и родовых символов не осталось, только музеях, да в книгах.
— Анна Сергеевна, Вы меня, кончено, извините, — тут я не выдержал: экскурс в прошлое нашей страны меня сейчас ну никак не устраивал.
Куча дел несделанных, еще и в город добираться непонятно на чем, да и в дом к деду не мешало бы заглянуть. Неизвестно, когда я снова смогу врываться. А с учетом появления здесь Игорька, нужно опередить будущих гостей и отыскать то, не знаю что, о чем просил перед смертью Федор Васильевич.
— Я очень хочу послушать про гербы и их значения, но давайте как-нибудь в другой раз? Я Манюне обещал конфет привезти. Вот приеду с гостинцем и поговорим от души, договорились?
— Вот егоза, успела выпросить, — охнула Анна Сергеевна, отвлекаясь от истории. — Как хочешь, Алешенька, в другой раз, значит в другой раз. Ступай тогда к Федору Васильевичу, ключи от дома вот они, — женщина указала на связку со львами.
— Анна Сергеевн, да не обижайтесь Вы, вот честное слово, я из больницы сбежал, и так нагоняй будет, а я деду обещал, — прижав руки к груди, взмолился я.
Меньше всего хотелось обижать эту чудную даму. И не потому, что общение с ней могло пригодиться в будущем. Прост когда человек тебе по-человечески даже в сомнительной ситуации, не стоит поворачиваться к нему той самой точкой, из-за который вляпываешься в неприятности.
— Что ты, Алешенька, — улыбнулась хозяйка. — Ну, какие тут обиды? Молоды, зелено, горячо. Все на бегу, всем некогда. Время придет, сам вернешься и спросишь. А беги к Федору, покуда Власьевна прилегла отдохнуть на часок. Нет у меня желания с ней объясняться.
Анна Сергеевна поднялась и крикнула вглубь двора:
— Манюня, поди сюда, солнышко.
Из сада раздался звонкий голосок, утверждающий, что сейчас обладательница его сейчас появиться перед бабушкой.
— Уходить будешь. ключи занеси. Пускай у меня будут от греза подальше. В больнице не говори, где был, ни к чему это. Про смерть Федора Васильевича я сообщу кому следует. В больнице скажи, что приедут ща ним, похороним по-человечески, в родном поселке.
— Анна Сергеевна… — чувствовал я себя неловко.
Вот ведь всегда находит общий язык с дамами в возрасте, а тут гляди-ка, опростоволосился.
— Все, иди, не забудь зайти. Манюня, ох, ты ж, горе ты мое, луковое! Да что ж это такое! — статская дама мгновенно исчезла явив миру любящую бабушку, которой до меня не быдл никакого дела.
Я вздохнул и двинулся к зеленому дому. Осторожно вышел из калитки, оглянулся по сторонам, осознавая все тщетность своих усилий стать невидимым, быстренько перешел через дорогу, три минут провозился у двери, подбирая ключ и, наконец, попал в соседний двор.
На крыльце повозился, разыскивая ключ от дома. Собственная суета и опасение быть увиденным соседями, мешали сосредоточиться. Я чертыхался, тыкал ключи один за другим, запутался, разозлился. Вдали послышался знакомое тарахтение, я задергался еще сильнее. Не хватало еще, чтобы участковый меня на пороге застукал.
Так, Леха, быстро взял себя в руки, отсмотрел резьбу, сравнил с замком и вошел в дом! Через полминуты дверь распахнулась, и я шагнул в полумрак небольшого коридора.
Вешалка, стул, полка для обуви, напротив входной двери проход в зал, прикрытый занавеской. Я осторожно двинулся в комнату. Круглый стол по центру, накрытый вязаной скатертью. Засохшие цветы в вазе. Две чашки с недопитым кофе. Турка на подставке. Хм… такое чувство, что хозяин минуту назад вышел проводить гостя, сейчас вернется и все приберет.
Я подошел поближе. М-да… Видимо, Федор Васильевич упал как-то чересчур внезапно что ли, и забрали его на скорой очень оперативно. Проводил кого-то и сразу на чердак кинулся? А потом в дом так и не попал, и никаких просьб соседке не оставил посуду прибрать, дверь замкнуть?
Я заглянул в чашки. Донышки обеих покрывал слой плесени. Явно в дом никто после того, как хозяин попал в больницу, никто не заходил. Но почему? Федор Васильевич сам все позапирал? Но ведь он ногу сломал, как такое возможно? Или настоял, чтобы помогли, но в дом при этом не пустил никого? А