Флинн содрогнулся, вспомнив, как недавно он плавал в том же бассейне.

— Потеряны для нас, — повторил он про себя, подтягиваясь и медленно пробираясь к Тренту.

— Мы должны снести эти штуки и сбросить их с чертовой скалы, — сказал Трент, плюнув на дольмен.

Отблеск света от гладкого камня привлек внимание Флинна, и старый моряк с ворчанием наклонился и поднял камешек странной формы на цепочке. На поверхности был вырезан какой-то рисунок, но из-за того, что у Флинна были старые глаза, он не мог его полностью разглядеть. Он подумал, что, возможно, это тот самый камень, который принцесса носила на шее. Он взвесил его в руке и мрачно улыбнулся.

— Тогда давайте сделаем это, — прорычал Флинн, — давайте сбросим их.

Повернувшись, Флинн швырнул кулон со всей силы, забросив его далеко и высоко, так что он пролетел дугой над утесом и без звука упал в воду, где был поглощен морем.

Кулон Ариана оставался затерянным во тьме океанских глубин более пятисот лет. Сопротивление и волна приливов подняли и опустили Каменный ключ, чтобы он покоился в неглубокой расщелине холодной черной скалы глубоко под поверхностью. Постоянное движение океана разрушило и унесло белокаменный монолит и остатки дольмена, которые были сброшены выжившими с «Морского волка». Но проходили столетия, а Каменный Ключ не шевелился во тьме. Цепочка, прикрепленная к нему, заржавела и отвалилась, но резной отпечаток двух скрещенных ключей на его поверхности остался нетронутым и не истёрся от постоянной ласки бурлящих приливов. Он слабо поблескивал в свете, преломлявшемся сквозь безмолвные тяжелые сажени.

Со временем в мире стало теплее, поскольку человеческая промышленность медленно отравляла небо, а уровень моря начал повышаться. Рядом с Сорел-Пойнт был построен карьер для добычи ценного розового джерсийского гранита со скал. Ландшафт острова резко изменился и изменил приливы и отливы по мере того, как течения смещались вокруг побережья.

В ночь полнолуния, во время весеннего прилива, шторма, столь же мощного, как любая буря, поднятая принцем и принцессой, прибой поднялся до небес. В самой высокой точке вздымающееся море вырвало Каменный ключ из его покоя и, закручиваясь, понесло обратно в объятия движущегося океана.

Шепчущие волны подняли подвеску, вращающуюся и сверкающую в воде, и постепенно, неумолимо, прилив начал вымывать забытый Каменный ключ обратно к берегу.

Заметки

Впервые я услышал историю о сэре Хэмби и драконе от друга, который был членом труппы, разыгрывавшей эту историю в качестве комической пьесы для деревенского праздника. Она играла роль жены сэра Хэмби. Сэра Хэмби (точнее, сеньора Хэмби в «Легенде») сыграл наш друг с соответствующим именем Майкл Хэнби.

История сэра Хэмби, хотя и не очень хорошо известна, безусловно, более широко записана, чем большинство сказок Джерси, и имеет несколько версий. В 1896 году был даже опубликован роман под названием «Рыцарь и дракон», в котором пересказывается история с большим количеством прикрас и всепроникающей темой христианского прощения, но отсутствует какое-либо описание самой битвы.

Картина, изображающая битву между рыцарем и драконом, также появилась на двух марках Джерси в их серии «Фольклор» в 1981 году под названием «Легенда о Ла-Хуг-Бие». Дж. Х. Л'Ами в своей книге «Народные предания Джерси» выдвигает теорию, что легенда действительно может иметь некоторую основу в историческом факте, цитирую статью Э.Т. Николле в бюллетене Общества Джерсийцев о том, что «Дракон был символом язычества в христианском культе, и рыцари, убившие языческого вождя в битве, считались убившими дракона» (Jersey Folk Lore, стр. 38).

Однако эта легенда Джерси также имеет заметное сходство с более известной скандинавской легендой о Сигурде Истребителе, в которой Сигурд убивает дракона Фафнира. Во время этой битвы капля волшебной крови Фафнира попадает Сигурду в рот. Кровь дракона дает Сигурду способность понимать язык животных и позволяет ему услышать предупреждение от двух птиц о том, что его собственный неверный компаньон, злой карлик Регин, планирует убить его. Сигурд быстро убивает Регина и избегает трагической судьбы сэра Хэмби.

Таверна «Черный пес» существует уже много веков, и ее название является постоянным напоминанием о легенде, от которой она получила свое название. Возможно, по иронии судьбы именно торговля алкоголем заставила контрабандистов присвоить истории о черной собаке. Они использовали истории и костюмы, чтобы отпугнуть людей от своей незаконной деятельности, и таким образом сделали легенду знаменитой.

Есть рассказы о черном псе, изрыгающем огонь и нападающем на рыбаков или волочащем за собой цепь. Кажется, у него репутация вестника бури, но есть также сообщения о наблюдениях, в которых он мирно сидел у дороги.

Черная собака Боули Бэй — лишь одна из множества сверхъестественных черных собак, которые, по слухам, существуют на острове. Черная собака как образ, кажется, возникает в фольклоре с необычайной регулярностью: как штормовое предупреждение, как хранитель сокровищ или как Гримм, предвестник несчастий и смерти.

С таким хорошо известным призраком и без какой-либо конкретной легенды, описывающей его, я попытался использовать элементы из истории Джерси, чтобы создать что-то, что позволило бы черной собаке сохранить свою таинственную природу и в то же время затронуло использование контрабандистами легенды, которая помогла увековечить существо в фольклоре Джерси.

La Route à la Vie — это очень крутая и узкая тропинка в Сент-Питере, которая тянется между районом Сэнди-Брук и водно-болотными угодьями и, согласно легенде, является охотничьими угодьями уникального монстра из фольклора Джерси.

Деревня, по-видимому, не имеет реального сходства с каким-либо другим архетипическим существом в мифах и не может быть отнесена к определенному типу монстров. В своей книге «Фольклор Джерси» Дж. Х. Л'Ами цитирует более древний источник: «Voyage — это старофранцузское слово, означающее «призрак» — нечто пугающее и соответствующее наречию «émânue», пугало» (Jersey Folklore, стр. 177). От Л'Ами мы также узнаем, что, по слухам, у Виожа была пещера, куда он переносил своих жертв, чтобы съесть их.

Дж. Дж. Си Буа в своей книге предполагает, что диалектное происхождение самого слова «путешествие» может означать, что оно имеет такие коннотации, как «вялый» или «лишенный энергии» (Фольклор Джерси и суеверия: Том 2, стр. 2).