Передо мной плелся Илья и, похоже, засыпал на ходу. Я старался поглядывать и в ту, и в другую сторону, но пианист постоянно терял темп и выпадал из цепочки; приходилось водворять его обратно.

Он ужасно отставал, а я не мог позволить себе подобной роскоши. Сам я дороги в Хранилища не сыщу, а уж ночью, в темноте, и подавно. Тьма стояла, хоть глаз коли - я не различал даже формы тех, кто шел впереди. Никакого неба над головой — не видно было даже желтых труб, которые наверняка торчали тут на каждом шагу; и только прищурившись что есть мочи, в заляпанных линзах очков начинали проступать неровные очертания крыш и шпилей, чернеющих на фоне туч.

Но глазеть по сторонам сейчас некогда: моего тощего попутчика пошатывало все сильнее — он уже натыкался на стены.

Я перехватил Илью и при помощи винтовки стал пытаться вернуть его в стоячее положение.

- Да что с тобой такое, голубчик? — прошептал я, больше себе, чем ему.

Мне показалось что Илья моей помощью и вовсе брезговал, потому как он отпихнул вдруг мою руку и привалился к стене.

- Что у вас тут за возня? — прошипела подскочившая Пелагея.

- С ним что - то не ладно... - покачал я головой.

- Так вас перетак. Давай подсоблю.

- Ступайте вперёд, Пелагея. Разберемся.

Снова застонав, Илья схватил меня за руку. Я помог ему встать в строй позади товарищей, еле волочивших ноги от страха. Вот только стон этот засел у меня в голове и отозвался зудом, словно в нем был еще какой-то смысл, упорно ускользавший от меня. Пианист опять оступился, и я дал опереться себе на плечо. Какое-то время он еще семенил вперед, потом одна нога у него зашла за другую, и он рухнул на тротуар, утянув меня за собою. Шаркающие звуки шагов неумолимо тонули в тумане.

- Стойте! — позвал я громким шепотом.

Судя по возникшей суете, меня услышали. Вереница остановилась.

- Что такое? — послышался взволнованный голос Агафьи. — Где вы?

- Позади, с Ильей. С ним что-то неладно, — пояснил я, обращаясь к его шевелюре.

Бедолага уткнулся лицом мне в ключицу.

Агафья зачертыхалась во мраке:

- Илюша, пьянь ты старая, дубина этакая! Если из-за тебя нас сожрут, то, ей-богу, я откручу тебе дурную голову.

По мере того, как нарастал нетерпеливый стук ее каблуков, прибавлял в силе и притушенный поток весьма занимательных ругательств. Наконец, какой-то заплутавший пучок света ударил в неприкрытый участок механической руки, и та блеснула, выдавая свою хозяйку.

Я едва это заметил от того, что внимание моё было приковано к ремешкам на голове пианиста с притупленным чувством самосохранения.

- Стойте, — шепнул я в темноту.

- Я слышу вас! — откликнулась Агафья. — Я здесь.

- Нет. Стойте… не подходите.

Я провел по его затылку ладонью, и мне все стало ясно: вот сломанная пряжка, вот болтается ремешок, который должен бы плотно прижимать маску к лицу.

Илья похрипывал, легонько ударяя головой мне в плечо. Он все крепче и крепче сжимал мою руку, а потом и вовсе взялся за бок и стал подтягивать к себе. Опомнившись, я подсунул под него винтовку и мягко повалил на мостовую.

Агафья присела рядом на корточки и потянулась к нему:

- Илюша, да неужто ты так наглотался, что уже пристаешь к нашему гостю?

Однако, я перехватил её руку.

- Не надо... - Поднявшись, я отвел Агафью чуть подальше. - Не надо, госпожа. У него слетела маска. Он этим дышал.

- О, Господи! Да что у вас там творится?

- Идите дальше, - ответила хозяйка кабака. - Мы вас догоним.

- Ну уж нет, - буркнул Пахом, и шорох его платьев заверил, что он развернулся и спешит теперича к нам.

- Мы прямо позади вас. А ну, живо уводи остальных, - не сдавалась Агафья.

Последнюю фразу она произнесла скороговоркой, потому что Илья встал с мостовой и потихоньку разгибался. Тень в двух шагах от нас неохотно распрямила спину и вздрогнула.

- Слишком быстро, - покачала она головой. - Такого раньше не случалось...

Бывший пианист просто стоял, не делая попыток приблизиться.

- Что будем делать, госпожа? - спросил я.

- Придется его пристрелить. Прости, Илюшенька, — с горечью ответила Агафья и вскинула арбалет.

Выстрел сбил кадавра с ног, однако угодил тому в грудь. Гадина тут же вскочила на ноги и её вой гулким эхом отозвался во всей округе. Не теряя более времени, я подскочил к нему и коротко, от бедра, с силою ударил прикладом по голове. Тот свалился кулем и затих.

Агафья схватила меня за локоть и потащила прочь. Через несколько шагов мы налетели на стену, которой держались от самой аптеки, и снова к ней прилипли, да так тяжело дыша, что найти нас теперича ничего бы не стоило.

Пахом на дальнем конце квартала из кожи вон лез, только бы не допустить неразберихи и паники. Собрав людей в одно место и приперев всей своей мощью к зданию, он объявил с таким расчетом, дабы услышали и мы:

— Мы на углу. За ним свернете направо.

— Знаю, — отозвалась Агафья, не утруждая себя шепотом. В голосе ее читались усталость и страх. — Нас услышали, как пить дать. Не стой на месте, увалень, уводи людей. Мы с Коленькой замыкаем.

В ночи зазвучали хриплые стоны. Черпая друг в друге силу, они стекались на шум, ведомые неутолимой жаждой плоти, и кромешная тьма нисколько им не мешала.

Мы с Агафьей рванули к перекрестку, откуда еще доносился, перекрывая мертвячий гомон, топот Пахома и других сидельцев «Мольберта». С каждой минутой они все больше отдалялись, но, по всей видимости, Агафья знала дорогу.

Как там они говорили — всего два квартала; только, очевидно, это были два самых длинных квартала на всем белом свете, а кадавры уже учуяли наш запах или вышли на след…

- Сейчас нагоним своих, - пыхтела на бегу Агафья и свернула за угол, врезавшись в стайку кадавров, что неслась навстречу.

К моему удивлению, она тут же пустила в ход свою чудо-руку, не щадя ни одной незадачливой головы, что оказывалась на её пути. Одной твари она размозжила голову о стену, другой вышибла мозги кулаком. Я же вскинул винтовку, и открыл