И в этот раз ему не повезло выбрать неподходящий момент для получения более подробных пожеланий насчет обеда. Тут же вернувшись на кухню, он принялся готовить что мог и как мог из всего попавшегося под руку — ходить за продуктами ему не позволяли.

Барк все приставал к жене, грубо лаская ее тело, пока не услышал назойливое жужжание какой-то мошкары. Поначалу он не придал значения, но тварь так настырно летала вокруг, что мужчина взбесился и прихлопнул насекомое, весьма испугав при этом Дебру. Злобно и недовольно рыкнув, он оттолкнул женщину в сторону.

— Хватит с тебя пока. Сегодня спишь со мной, и сам Абсолют тебя не сохранит, если ты снова исчезнешь к утру.

Отвесив похабный шлепок напоследок, глава семейства отправился на свою работу в особую теплицу магических ингредиентов. Та была подарена паре на их свадьбу родителями Дебры. Точнее не подарена, а отдана в качестве прощального жеста. Этакий подкуп, чтобы они более никогда не появлялись на пороге древнего аристократического семейства.

Глядя на внутреннее убранство родного дома, который муж тоже отнял у ее семьи, женщина ощущала злобу и отчаяние. Однажды она совершила большую ошибку — даже не в том, что своровала, а в том, что попалась на этом. И теперь не минует ни одной ночи без напоминаний Барка о том случае, а требования взамен на молчание все растут.

Дебра не была отлучена от родных, нет, скорее ее просто выпроводили. Став женой простолюдного уродца, она опорочила имя семьи Коннели. Им и без того было крайне тяжело держаться на плаву — а очерняя высокую кровь истинных аристократов, попавшая в ловушку красавица не делала проще.

Каждый вздох в этом месте не приносил ничего, кроме негативных эмоций. Прошло больше четырнадцати лет с момента, как ненавистный Нейворд узнал то, что не должен был — Дебра родила ему сына, множество раз пыталась помириться с семьей и отчаялась в этом.

Огуст был бы хорошим юношей, получи он должное воспитание. Сперва матушка хотела вырастить из него аристократа, но когда ее родители дали понять, что это «дитя кровосмешения» они не примут как своего внука, сын стал ей ненавистен. Сложение у мальчика было похоже на отцовское, и пока сын рос, ему приходилось копировать взрослых вокруг. В итоге для Дебры он оказался воплощением страданий, монументом ее провалу, памятником мерзости по имени Барк Нейворд.

В ту ночь она не спала спокойно. Даже лежать рядом с мужем было для нее испытанием стойкости — отвращение к нему перевешивало стремление забыться во сне. Да и этот назойливый шум насекомых… Мало когда бывшая аристократка так дурно засыпала, и потому решила пройтись. Благо, Барк всегда спал без задних ног, особенно после бурного вечера, а котором даже думать противно.

В темное время суток в домах было мрачно, если там не сохранялись древние магические светильники или не куплены особые лучистые субстанции. Но даже с капиталом Дебры, вымогательством Барка и молчаливым обаянием Огуста не выходило собрать нужную сумму, потому у Нейвордов в тот момент царила тьма.

Не находя себе места, женщина ушла на кухню, чтобы попить воды. Оттуда со стаканом в руке она отправилась в бывший кабинет главы семейства. Там некогда располагались фамильные ценности, а по коридорам были развешаны портреты предков… Однако после смены хозяев все предметы искусства отправились в кладовку, чтобы «не мозолили глаза своей бесполезностью».

Лишь одно напоминание о древнем роде осталось на стене. Фамильное древо Коннели. Точнее, это была композиция из нескольких фамильных линий. Они сплетались корнями у имен своих основателей, а сами стволы заполнились важнейшими членами семей Конамо’р, Ко’ннели и Коне’сси. Все они происходили от потомка Великой семьи Виврэ, Киалы Конален. Та была изгнана и лишена всех привилегий, но заслужила прощение славными деяниями… И отказалась вернуться. Она основала собственный род магических семей в укор отцу и матери. Потомки магессы держались вместе долгие годы, пока семья Конесси не оказалась отрезана от Велана, а сам статус магических семей не утратил всякий смысл. Впрочем, «голубую» кровь род Коннели потерял давно, став вполне обычной, менее политически важной семьей аристократов.

Глядя на родословную, где ее портрет в порыве гнева испортил старший брат, Дебра не могла сдержать злобы. Отказаться от связи с древним Прародителем… стать женой безродного, бесчестного и бесполезного уродца по чистой случайности… Она злилась на Всеотца, ведь когда-то давно верила в него, на Судьбу, что выпала ей столь горькой и ненавистной, на родных и на мужа. Иногда это чувство угасало, но каждый раз, глядя на стену в кабинете, она безмолвно проливала слезы и ощущала яростную бурю злобы внутри себя.

Только теперь все портила какая-то мошкара…

«Стоп. Откуда сейчас взялись насекомые?»

Эта мысль посетила Дебру позже, чем та могла бы догадаться. Озираясь по сторонам, она принялась искать источник шума, как вдруг услышала стрекочущий звук множества порхающих крыльев. Насекомые. Маленькие, проворные, они лезли изо всех щелей, из-под приоткрытого окна, пробирались между дощатым полом и будто живой массой вытекали практически отовсюду.

Не зная, что и делать, женщина хотела выскочить из кабинета, но летучие твари нагнали ее быстрее… И проскрежетали на ухо:

— Злоба…

Голос этих существ был отвратительно пугающим, не то стрекот, не то щелканье, не то скрежет. Говорящие насекомые! Не имея особых познаний в их разновидностях, Дебра перепугалась до ужаса и замерла, боясь ощутить на коже хоть какое-то шевеление. Но лапки этих мелких существ ползали лишь по ее одежде, словно знали о страхе застывшей перед ними бола.

— Мы… чувствуем… злость… ненависть… это ты… ненавидишь?..

Каждое их слово звучало как прерывистое рычание, наложенное на стрекот цикад.