— Тяни! — прокряхтел Лопата, вцепившись за штанину молодого человека и отталкиваясь изо всех своими ногами.

Развернуться в узкой трубе было невозможно. Сергей подтянулся на локтях и, уперевшись несколько раз коленом, подтащил Антона в спасительное убежище.

Лось подбегал то к одной стороне, то к другой и фыркал ноздрями, глядя на выживших. Рога не давали зверю просунуть голову и дотянуться до них.

— Сидим тихо, — прошептал Борис Валентинович. — Притворимся мертвыми, может, уйдет. Кто его знает, может, этот зомби также на слух ориентируется.

— Надеюсь, деревенские зомби не проснулись от его рёва, — ответил Лопата.

— Ага, или местные лосихи, — ухмыльнулся Серёжа и шмыгнул носом.

***

Прошел час.

— Спина затекла, — хриплым голосом произнес Борис, переворачиваясь на живот. — Вроде не слышно. Надо бы проверить, ушел наш дружок или нет.

— Подождем еще немного, — ответил Лопата. — Откуда только эта труба тут взялась?

— Апчхи, — с явным удовольствием громко чихнул Борис Валентинович.

Пыль и ржавчина мучили всё это время мужчину, и ему приходилось чихать беззвучно.

— Черт ее знает, — ответил наставник и вытер нос тряпочкой. — Я малой еще был, когда с дедом за грибами ходили, так она уже тут была.

— Так, значит, Борис, ты из этих мест? — поинтересовался Антон.

— Городской я, — мужчина подтянулся руками ближе к краю трубы. — Родители сплавляли на лето сюда к бабке с дедом, а потом и сам ездил, навещал. Эти поля пахали раньше, рожь сажали или просто клевер на корм скотине зимой.

Борис Валентинович вылез и, осмотревшись по сторонам, подал руку Сереже. Лопата вылез с той же стороны, что и залезал.

— Вон там бакалда, это яма такая с водой для поения скота, — показал рукой Борис и принялся отряхать одежду. — Заросла вся, смотри как. Рядом лошадиное кладбище. А вот труба зачем? Понятия не имею.

— Пожалуй, надо отсюда валить, — Сергей накинул на спину рюкзак и ружье на плечо.

Мужчины двинулись в сторону лагеря.

— Эх, жалко, лось был заражен, — печально сказал молодой человек. — Такого бы на вертел. Слюни текут. Ммм... Да и представь, сколько мяса можно было засушить впрок.

— С ножом на него бы пошел? — остудил парня Борис Валентинович. — Стрелять нельзя, забыл? У зомби таких рогов нет, в трубу пролезут со свистом.

***

Вечер. Станция Бякино.

За деревянным столом сидит Николай Николаевич. Напротив двое мужчин по очереди черпают столовыми ложками непонятную смесь коричневого цвета из литровой стеклянной банки. Один лысый с бородой, высокий и плечистый. Возможно, до зомби-эпидемии занимался спортом или просто здоровый сам по себе. Второй низкий и щуплый. Бороды у него не было, лишь под носом лёгкий пушок. Незнакомцы пришли час назад и попросились на постой. Два-три дня перекантоваться и дальше в путь.

— Так как, говорите, вас зовут? — спросил Никник, теребя в руках вязанную шапочку.

— Не говорили, — невнятно ответил с набитым ртом тощий бродяга.

— Что, прости? — дед демонстративно повернулся правым ухом к собеседникам. — Старый я стал, повтори погромче, сынок, будь любезен.

— Мы не говорили тебе, как нас зовут, — повторил громче доходяга.

— Ну так самое время, — улыбнулся пожилой смотритель станции. — Меня Николай Николаевич.

— Толян, — произнес лысый здоровяк и облизнул металлическую ложку.

— Афанасий, — недовольно ответил худой.

— Мокруха, тебя реально зовут Афанасий? — удивился коренастый мужчина и расхохотался на весь зал ожидания.

— Придурок, — прошептал щуплый мужчина и как можно сильнее ущипнул приятеля за ногу под столом. — Договаривались же, никаких кличек.

— Недавно познакомились? — улыбнулся дед на смех Толяна.

— С ним-то? — крепкий мужчина посмотрел на своего товарища и махнул широкой ладонью. — Да прилично уже знаемся. Только дела мне не было до его настоящего имени. В нашем кругу как-то не принято спрашивать о прошлом. То, что было до начала зомби-апокалипсиса, не имеет значения. У каждого теперь новая жизнь, и как он ею распорядится — вот это важно.

— Ясно, — дед поставил три кружки вместе и насыпал в них по чайной ложке черного чая. — А что за круг у вас такой? Если не секрет, организация, что ли, какая?

— Угу, — промычал здоровяк. — Типа того. А тебе, Николай Николаевич, не много ли три кружки на ночь глядя? В штаны не напрудишь во сне?

Мокруха громко засмеялся. Его смех был неприятным и резал слух.

— А я, сынки, вас решил угостить, — дед сходил за чайником и залил заварку кипятком.

— Богато живешь, Николаич? — Толян достал обратно убранную в карман ложку и подвинул одну из кружек ближе к себе.

— Чай не мой, — объяснил дед. — А общий.

— Как понять?

— А вот так и понимай, — продолжил Никник. — Смотритель этой станции ввел такое негласное правило. Безопасный ночлег в тепле и вода бесплатны, но каждый что-то оставляет из еды на общий стол. На свое усмотрение. Для тех, кто голоден и совсем отчаялся. Те же, кто ничего не имеет, приносят дрова для печки, благо лес рядом. Один бродяга от зомби-кабана убежал, ну и на радостях и отсыпал заварки в пакетик.

— Первый раз слышу такое, — почесал нос лысый мужик. — А мы вот с тобой не поделились яблочным пюре. Да и шут с ним, все равно гадость редкостная. Непонятная забродившая кислятина. Больше у нас и нет ничего.

— Вот и запивайте, ребятки, поскорей. А я уж найду чего пожевать. Мне, старику, мало нужно, это вам сил набираться.

Дед сходил в каморку, взял из тканевого мешочка, висящего на гвоздике, черствый сухарь ржаного хлеба и вернулся обратно.

— Значит, смотритель не ты? — спросил вдруг Мокруха.

— Не-е-е... Исполняю обязанности временно.

Мужики переглянулись.

— А кто тогда? — уточнил тощий мужчина.

— Сережа, — Никник макнул сухарь в горячий чай. — Они с Борисом Валентиновичем ушли в ходку.

— И надолго? — продолжил выспрашивать Афанасий.

— Дня на три, не меньше, — дед достал кусок хлеба из кипятка и принялся обсасывать размягченный край. — А то и больше. Как дело пойдет, сами знаете. Или вы не промышляете поиском ресурсов?

— Мы-то?