Основополагающая роль сходов общины как выразителей ее коллективной воли при решении указанных дел предопределялась его составом. Ни в Куэльяре, ни в Сепульведе круг собравшихся отнюдь не сводился к какой-то определенной группе лиц. Напротив, требовалось присутствие «всего народа» (todas las gentes) — максимально широкого представительства. Невозможность соблюдения этого условия не позволяла принять конкретное решение. Так, 14 мая 1346 г. собрание консехо Куэльяра было вынуждено разойтись без видимого результата. Причиной этого стало отсутствие части местных рыцарей и оруженосцев, отбывших на ежегодный сбор (añal) и не успевших вернуться[535].

Каким же образом сходы выражали свою волю? Судя по имеющимся у нас данным, они не сопровождались ни обсуждением, ни последующим голосованием. Все грамоты, фиксирующие решения сходов консехо, содержат весьма общую формулировку: «el conçejo dizieron» — «сходом сказали…»[536], что может соответствовать только акламации. Способом выражения позиции собравшихся становились спонтанные выкрики и жесты, выражавшие одобрительную или отрицательную реакцию участников происходившего. Судя по содержанию некоторых положений пространного фуэро Сепульведы, реакция могла быть весьма бурной. Горячие споры между присутствовавшими иногда перерастали в драки и даже вооруженные схватки[537]. Подобные эпизоды были вполне естественными для консехо как коллектива, основную массу которого составляли воины — лица, изначально склонные к насилию как к способу решения конфликтов[538].

Сказанное позволяет выявить общую черту в содержании тех разнородных вопросов, которые подлежали рассмотрению на сходах консехо. Все они могли стать потенциальной причиной внутренних конфликтов в общине. Лишь их рассмотрение в широком собрании, включавшем все прямо или косвенно заинтересованные стороны, позволяло если не избежать вспышек насилия полностью, то хотя бы ограничить их масштаб. В этом качестве собрание становилось незаменимым инструментом поддержания хрупкого внутреннего мира в гетерогенном (поликонфессиональном и полисословном) по составу организме — консехо. Иных функций у рассматриваемого института быть не могло[539].

* * *

Все приведенные данные свидетельствуют о несоответствии консехо критериям муниципальных учреждений. Занимая самостоятельное место в системе организации власти, оно было лишено коллегиального органа местного управления. Все должностные лица, действовавшие на территории общины на постоянной основе, представляли власть короля и сеньора. Более тесные связи с общиной части этих лиц объяснялись главным образом их принадлежностью к той инстанции сеньориального суда, которая рассматривала дела местных весино. Судебная юрисдикция, связанная с деятельностью оффициалов такого суда, принадлежала сеньору, а не консехо. Другое дело, что сам сеньор, как и члены общины, был заинтересован в присутствии в этой инстанции местных жителей. В известной мере такой порядок ограничивал возможность проявления особо тяжких форм произвола, снижавших авторитет сеньора.

Консехо не имело и фискальной автономии, поскольку основную массу платежей на ее территории собирали лица, ему не подчиненные. Представители общины привлекались к участию в судебных делах и сбору платежей лишь спорадически. Таким образом, единственным способом выражения позиции консехо становились его собрания, реальные возможности которых были весьма ограниченными. Излишне широкие по составу, они не могли обладать самостоятельной юрисдикцией. Изначально общие сходы были обречены лишь на роль элементов механизма сеньориальной власти, заинтересованной в обеспечении мира в общине.

Учитывая роль собраний в жизни консехо, можно распространить этот вывод и на характеристику общины в целом.

Глава 3.

Консехо в системе феодальной власти в XIII — середине XIV в.

1. Сеньор города: королевский министериал или феодальный сеньор?

Говоря о зависимом статусе консехо, о его роли как элемента сеньориальной власти, я обращал внимание читателей исключительно на сеньориальные права короны. Сохранившиеся документальные свидетельства XIII — середины XIV в. об иных обладателях таких прав минимальны. Однако они есть. В частности, нам известно, что, помимо сеговийского епископа, сеньориальные права в Сепульведе имел сеньор города (dominus villae, sennor de la villa).

Эти лица упоминаются уже в кратком латинском фуэро Сепульведы 1076 г.[540] Кроме того, имена некоторых из них сохранились в документах XI–XII вв. Так, в грамоте из архива кастильского монастыря Св. Эмилиана в Коголье, датированной 1086 г., в качестве «dominante Septempublica» фигурирует некий Диего Тельес, представитель могущественного клана Тельесов, сохранявшего свое влияние и в XIII в.[541] Известна личность и другого сепульведского сеньора — Иньиго Хименеса, именуемого в королевской грамоте 1122 г. «сеньором Сепульведы, Сеговии и всей Эстремадуры»[542].

Куэльярские документы сохранили имя лишь одного из «сеньоров города» — некоего «Родриго, сына графини» («Rodrigo, fi de la condessa») (1244 г.). Однако и эта фигура весьма показательна — человек с таким именем упоминается в числе приближенных короля Фернандо III Святого в «Первой всеобщей хронике», т. е. может быть с уверенностью отнесен к числу кастильских магнатов[543]. Очевидно, что Родриго не был первым сеньором Куэльяра. Историк города Б. Веласко Байон считает таковым знаменитого графа Педро Ансуреса, воспитателя короля Альфонсо VI. В дальнейшем в результате брака внучки графа с представителем знатного рода Кастро до 1283 г. Куэльяром владели представители этого могущественного клана. Во всяком случае, нам известно о сеньории Урраки Диас, жены Фернандо Руиса де Кастро. В качестве сеньоры Куэльяра она фигурирует в двух источниках — «Хронике Альфонсо X» и «Хронике Санчо IV», написанных в первой половине XIV в.[544] После смерти доньи Урраки в 1283 г. права сеньории оставил за собой король Санчо IV Храбрый, который, по мнению Б. Веласко Байона, был первым монархом — сеньором Куэльяра[545].

Приведенный перечень, разумеется, далеко не полон. Однако и упомянутые в нем имена говорят о многом. Фигуры могущественных магнатов, в разное время обладавших правами сеньора города в обоих городах, явно не соответствуют той скромной роли королевского министериала — держателя замка, которая традиционно отводится лицам этого статуса в литературе (Н. Гуглиельми, Л. Гарсия де Вальдеавельяно, М.-К. Кастрильо Льямас и др.[546]). Несомненно, все названные лица могли быть лишь феодальными сеньорами, а характер их власти едва ли существенно отличался от запиренейского понимания сеньории. Эпизодичность упоминаний о них в документах Сепульведы и Куэльяра следует объяснять не малой значимостью положения сеньоров города, а исключительно субъективными факторами. Прежде всего довольно низкой степенью сохранности сеньориальных документов, что следует связать, в первую очередь, с относительно поздним периодом конституирования института городских архивов (на этом фоне весьма показательно, что даже большинство королевских грамот XIII — середины XIV в. сохранилось лишь в копиях более позднего времени).

Тем не менее, как будет показано ниже, даже тот ограниченный круг сведений, который предоставляют городские документы, с