от своих претензий[572]. Не случайно с мая по октябрь в Куэльяр, который оказал помощь королю и его матери, вдовствующей королеве Марии де Молина, в самый тяжелый период, было направлено три грамоты. Все они касались возобновления королевских прав на территории общины, и прежде всего прав на янтар, фонсадеру и монеду форера[573].

Помимо неотъемлемых прав сеньора по рождению, на территории Куэльяра короли в разное время оставляли за собой право на сбор комплекса других платежей — доли церковных десятин и «первинок» (primitiae), судебных сборов (calonnas) или их части, военных взносов (marçadga), выплат экстраординарного характера (pedidos), таможенных тарифов (portazgo, tafurería, с конца XIII в. — sisa и некоторых других)[574]. В судебной сфере их власть была представлена особым судом, напрямую подчинявшимся монарху. Речь идет о том самом королевском «дворце», о котором говорилось ранее[575]. Король-сеньор не уступал и права высшей апелляционной судебной инстанции. К этому перечню следует добавить право на изменение границ общины, а также контроль за должностью нотария и связанными с ней выплатами.

Что же оставалось сеньору города? Разумеется, прежде всего контроль над городским замком. Необходимо в должной мере оценить значение этого факта: обладатель таких прав автоматически получал доминирующее положение в военной организации общины — ведь цитадель была центром всей ее военной системы. С ее утратой город терял военную ценность[576]. Не случайно по нормам «Королевского фуэро» сдача замка или укрепленного города (villa murada) рассматривалась как тягчайшее преступление, за которое виновный приговаривался к смерти либо к конфискации всего имущества даже при наличии у него законных наследников[577]. Поэтому король, вступая на престол в XII — середине XIV в., как правило начинал с объезда своей земли для установления контроля над замками и укреплениями — основами феодальной военной системы: до этого момента власть монарха оставалась чисто формальной[578].

Положение сеньора города не ограничивалось лишь ролью фактического лидера военной организации консехо. Получение замка в держание давало ему дополнительные властные прерогативы. На это обращает внимание современная испанская исследовательница М.-К. Кастрильо Льямас, автор работы о роли и месте замков и укреплений в военной организации Леона и Кастилии в XI–XIII вв. Она отмечает, что получение замка на правах феодального держания давало право на востребование с консехо комплекса платежей и повинностей на содержание цитадели и гарнизона, а также на ремонт системы городских укреплений, ядром которой являлся замок[579]. Вполне вероятной выглядит и возможность передачи в руки сеньора части королевской территориальной юрисдикции: поздние куэльярские грамоты приводят примеры решения пограничных конфликтов между соседними консехо при участии сеньора или его представителей[580]. Правда, там речь идет о практике конца XIV — начала XV в., однако нет оснований отрицать ее вероятное существование и несколькими десятилетиями ранее.

Наконец, сеньор должен был получить и часть судебной юрисдикции и связанные с ней судебные платежи или их доли. В пространном фуэро Сепульведы неоднократно упоминается о таких фактах[581]. По-видимому, сеньору города были подсудны в основном люди, которые прибывали на территорию общины вместе с ним. Консехо относилось к ним настороженно. Так, пространное фуэро Сепульведы требовало от вновь прибывших обладателей властных прерогатив (derechos) в первую очередь предоставить дом и денежный залог (pennos) и лишь затем претендовать на получение прав[582].

Горожане вообще мечтали о передаче управления замками лицам, которые могли более жестко контролироваться короной, чем непокорные феодальные сеньоры. В частности, в 1295 г. в решения вальядолидских кортесов было включено положение о передаче управления замками и городскими алькасарами выходцам из среды местного рыцарства или даже «добрым людям» городов[583]. Однако появление этой нормы следует рассматривать лишь в контексте экстраординарных событий, связанных с малолетством Фернандо IV, о которых уже говорилось выше. На практике сеньориальные права на контроль над замками нередко сохраняли даже те гранды, которые лишь вооруженным давлением принуждались к признанию королевской сеньории[584].

Сказанное в полной мере свидетельствует об основополагающей роли феодальных принципов организации власти в Кастилии XIII — середины XIV в., органичной частью которой являлась и власть сеньоров Сепульведы и Куэльяра. Порождаемая вассальным контрактом с королем, по своему характеру и конкретным прерогативам она была несомненно феодальной. Однако, как будет показано далее, передача сеньору феодальной юрисдикции над городом вовсе не означала пассивной роли консехо.

3. Консехо в системе вассалитета

Являясь зависимой, территориальная община вовсе не была простым статистом, совмещая в себе черты, свойственные как объекту, так и субъекту юрисдикции. И, подобно последним (т. е. знатным магнатам), консехо также приносили феодальный оммаж[585]. Такие оммажи принято называть коллективными. Поскольку применительно к Кастилии и Леону как отдельный институт они специально не изучались, то, прежде чем обратиться к сепульведскому и куэльярскому материалу, скажем о нем хотя бы несколько слов.

Оммажи, приносимые коллективами, неоднократно упоминаются в хрониках этого времени. По своему составу эти коллективы могли быть довольно разнородными, и порой они включали в себя не только знатных, но и незнатных людей, в том числе горожан (populos duitatum). В частности, подобная практика отражается в «Латинской хронике королей Кастилии», написанной в первой половине XIII в.[586] Похожие примеры встречаются и в некоторых других хрониках того же времени при описании актов признания власти королей, которые в традициях своей эпохи одновременно провозглашались и верховными сюзеренами своего королевства[587].

Наиболее ранний из известных мне примеров принесения коллективных оммажей исключительно горожанами содержится в грамоте из г. Луго (Галисия) в королевстве Леон, датируемой 1184 г.[588] Она представляет собой вассальный контракт в форме оммажа, принесенного сеньору — епископу дону Родриго — сотней горожан от имени своего консехо. Из текста явствует, что обязательства общины были оформлены двумя способами: сначала с помощью словесной формулы и ритуальной процедуры (клятва на Евангелиях и «immixtio manuum»), а затем — письменным документом, в котором описываются означенные слова и жесты.

Похожий пример приводится в другой грамоте, составленной в том же месте спустя столетие с небольшим, в 1295 г. (на этот раз не на латыни, а на галисийско-португальском языке)[589]. Оформление вассального контракта описано в ней гораздо более детально, чем в предыдущем случае. Перед общиной, созванной сеньором города епископом доном Ариасом, в присутствии членов капитула городского собора означенный сеньор потребовал вернуть ему знаки власти — знамя консехо и ключи от города, а также символизируемые ими административные и судебные функции. В качестве основания для выдвижения этого требования выступала грамота, изданная королем Санчо IV (1284–1295). Община во