Шрифт:
Закладка:
Музыка всегда была неотъемлемой частью жизни нашей семьи. Моя бабушка играла на органе и руководила хором в семейной церкви. До этого прабабушка играла на фортепиано и пела в той же церкви. С другой стороны, желание моей матери стать психотерапевтом тоже было вполне объяснимо. Она всегда была готова дать мудрый совет мне, моим друзьям и всем людям, стоящим на пороге важных жизненных решений.
Мама рассказала, что подружилась с женой пастора другой церкви в нашем небольшом поселке. Тот человек с женой часто ходили по утрам в центр города за покупками. Однажды в субботу мама должна была встретиться с женой пастора у ворот его дома, но немного опоздала. Пастор открыл дверь и сообщил, что его жена уже ушла, но пригласил маму зайти в дом и подождать. Мама была так наивна, что ничего не заподозрила.
И тогда пастор, человек, которого она уважала, совершил над ней сексуальное насилие. Сначала она пыталась бороться, но испугалась, что он причинит ей боль за то, что она сопротивляется. Поэтому она молча вытерпела унижение и побежала домой.
В маминой голове одновременно теснилось множество мыслей. Страх, сердечная боль, унижение и растерянность захлестнули ее. Она задавала себе одни и те же вопросы: «Неужели это я виновата? Неужели я как-то спровоцировала его? Может быть, я неправильно оделась?»
Она думала о том, чтобы рассказать все матери, но боялась ее реакции. И не решилась обратиться в полицию, чтобы не усугублять ситуацию. Окружающие могли подумать, что она пытается оклеветать пастора, который был очень уважаем в местном сообществе.
Мама сохранила эту тайну при себе. Она больше никогда не посещала жену пастора и продолжала заниматься школой и музыкой. Она старалась сосредоточиться на своем будущем. Она не собиралась позволить ужасному происшествию помешать ей достичь целей. У нее по-прежнему были большие мечты. Но все мечты пошли прахом, когда она узнала, что беременна.
Это было летом 1954 года. Милая шестнадцатилетняя девочка в полной мере ощутила презрение своих так называемых друзей и разочарование собственной матери. Все хотели знать, кто отец ребенка, но моя мама не произнесла ни слова. Она стойко переносила отчуждение и позор. Маму поддержала только ее бабушка, которая постоянно молилась вместе с ней.
У меня буквально оборвалось сердце, когда мама дошла до момента, когда, придя домой из школы, увидела свой чемодан посреди гостиной. Ее мать, работавшая домашней прислугой, объяснила, что она и один из ее богатых боссов собрали достаточно денег, чтобы отвезти девочку в Небраску для проведения аборта. Они хотели, чтобы она училась музыке. Ребенок сорвал бы эти планы и разрушил шансы на успех.
Но мама проявила мужество и веру. Она спокойно, но твердо сказала:
– Нет, я не поеду в Небраску и не буду делать аборт. Бог говорит мне, что это единственный ребенок, который у меня будет.
На этом вопрос был закрыт.
Я родился через пять дней после того, как моя мама отметила свой семнадцатый день рождения. По ее словам, она сразу же почувствовала всепоглощающую любовь ко мне. Перед ней стояла тяжелая задача: «Как помочь сыну стать кем-то, если я сама еще не стала никем?»
Моя мама очень много работала. И хотя она так и не стала психотерапевтом, зато стала моим самым лучшим советчиком.
И Бог не соврал маме – у нее больше не было детей. Во время своего короткого брака она не успела родить. Но спустя много лет узнала о девочке, которую родная мать подвергала жестокому обращению. Мама вмешалась и удочерила эту девочку, теперь она стала моей сестрой.
Моя мама влила в меня жизнь. Она влила в меня веру. Вопреки всему, эта мужественная и любящая чернокожая женщина помогла мне стать тем, кем я являюсь сегодня. Не проходит и дня, чтобы я не думал о ней.
Я скучаю по нашим разговорам. Мне не хватает ее улыбки. Мама умерла в 2005 году от рака, мы провели последние два месяца ее жизни в радости. Наша семья устроила для мамы праздник в конференц-зале больницы, где она лечилась. Самые близкие родственники и друзья собрались, чтобы поблагодарить ее за советы и верную дружбу. В трудные времена она назначала им самое лучшее лечение – свою поддержку.
Важно, чтобы меня правильно поняли: я появился на свет не в результате изнасилования, в результате огромной материнской любви и бесконечного мужества!
Келли Райт
Мечты о Нью-Йорке и разбитое сердце в маленьком городке
Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе: «Уф, я все еще в Нью-Йорке. Спасибо тебе, Господи».
Эд Кох
В двадцать один год мое сердце было разбито. Произошло это так.
Мы с Итаном встречались больше трех лет. Наши отношения были наполнены смехом, весельем и приключениями. Мы все делали вместе: прыгали с парашютом, покупали байдарки, катались на велосипедах, занимались парасейлингом. Он был моим настоящим лучшим другом.
Примерно через два года наших отношений Итан поступил на службу в ВВС США. Он переехал в Техас, а затем в Сиэтл, а я в это время училась в колледже в Висконсине. Поначалу перемены только сблизили нас, но очень скоро расстояние между нами стало непреодолимым препятствием.
Впервые я почувствовала, что что-то идет не так, когда, завершая очередной разговор, мы оба сказали: «Я люблю тебя», но его слова показались мне странно пустыми.
В следующие три дня от Итана не было никаких известий, хотя звонила ему и отправляла сообщения. В воскресенье я выехала на велосипедную прогулку, чтобы проветрить голову. На одном из поворотов мне пришлось остановиться и достать из кармана звонивший телефон. Это был Итан. Мое сердце заколотилось, руки затряслись.
Я спросила:
– У нас ничего не выйдет, да?
Раздался вздох, за которым последовало тихое:
– Нет.
Я сказала, что перезвоню ему, и помчалась домой, заливаясь слезами. Короткий путь показался мне вечностью.
Ворвавшись на кухню, я выпалила в лицо обеспокоенным родителям, что Итан собирается порвать со мной. Потом снова выскочила на улицу и принялась шагать взад-вперед по заднему двору. Затем я перезвонила ему.
Мы оба знали, что сейчас все изменится. Время замерло. Я стояла босиком на теплой плитке террасы.
Он сказал:
– Я больше так не могу. На расстоянии.
В тот день мы проговорили по телефону больше двух часов. Солнечная погода была мне как пощечина. Мы не ругались.
