— Отлично сказано! — восхитился Сапер.

Когда я выходил из «будуара», спиной ощущал его буравящий взгляд. Да, что-то у него переменчивое настроение сегодня.

Как и было обещано, комендант находился на месте. Его неизменный самовар стоял на столе. А сам хозяин прихлебывал из фаянсовой чашки свой отвар. И одновременно довольно ловко, даже ловчее Авдотьи, щелкал счетами, сверяясь с толстым гроссбухом и довольно причмокивая.

— А, товарищ Хаецкий, — поднял он на меня глаза. — Рад, рад, что откликнулись. Дело-то казенное.

— Что за дело? — спросил я.

— Да вы пальтишко-то снимите. И отряхнитесь за порогом, а то все здесь зальете. Посидим по-соседски.

Я послушно шагнул обратно за порог, где стряхнул налипший снег. Потом вернулся. Повесил влажное пальто на вешалку, поставил в углу галоши. И расположился за столом с самоваром.

Комендант кивнул на гроссбух:

— Перерегистрация. Компетентные органы начинают ее по всему городу, дабы во избежание. Паспортный режим нам еще в новинку, но теперь будем жить с ним. Скоро, говорят, паспорт каждый советский гражданин иметь будет. И правильно, нечего шататься сомнительным личностям где попало. Социализм — это упорядоченность прежде всего. Верно?

— И общественная собственность на средства производства, — добавил я.

— И это тоже, — великодушно согласился комендант. — Но без порядка никакие средства производства ничего не произведут.

Комендант встал, подошел к буфету. Достал новую кружку, которую я ему вчера притащил взамен разбитой мной, — она была еще больше и красивее. Выставил на стол розетку с вареньем и тарелку с сушками и карамелью. Сегодня он был на редкость щедр.

— Вы пейте и закусывайте, — наливая мне отвар, напутствовал он. — Варенье с деревни привезли. Хорошее. Малиновое. Прям во рту тает.

— Да нет, спасибо, — отодвинул я чашку. — Меня сегодня чаем запоили. Еще из старых, нэпманских запасов.

— О как. И где же так потчуют? — заинтересовался комендант.

— Да в конторе московского Снабсбыта. Отзывчивые люди.

— Этих я знаю. Мздоимцы и воры как на подбор. Небось о чем-то с ними накоротке договорились, да? — хитро прищурился комендант.

— Ну, каждый выживает, как может, — многозначительно развел руками я, намекая — мол, в корень смотрит, но обсуждать это я не намерен.

— Значит, не будете чайку, — комендант отодвинул чашку в сторону, притом с явным разочарованием.

— Нет, спасибо.

— Как вы сказали? Каждый выживает, как может.

— Точно.

— Только не каждый может выжить, — он звякнул ложкой по чашке. И неожиданно, растеряв улыбку, четко произнес: — Поздновато. Уж полночь стучится.

Патетично. Не к месту. И больше похоже на условный знак.

Он самый и оказался. Сзади возникло движение. Щелчок взводимого курка «нагана». И грубый голос:

— Дернешься, Иуда, пристрелю!

Я осторожно оглянулся. Из соседнего помещения, где комендант хранил разные бумаги и инвентарь, вышли два добрых молодца. Одного я сразу узнал — тот самый, с вихляющейся походкой пьяного матроса, сошедшего на берег с каперского брига. Второй был еще ниже ростом, с руками, густо покрытыми татуировками, по виду мелкий шустрик на воровской малине. Вот он, союз контрреволюции и уголовщины во всей красе. История эта далеко не новая. И оба вооружены «наганами» — все же много их наштамповали, у всей шушеры в наличии.

— Встал, гнида! Руки поднял! — последовал резкий приказ от «Матроса».

Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Стрелять этот гад умел, и я это знал…

Глава 36

Я стоял, подняв руки, как пленный на германском фронте. А шустрый шнырь, заткнув «наган» за пояс, обшаривал меня. Извлекал из карманов и клал на стол бумажки, купюры, мелочь.

— Не, волыны нет, — проинформировал он. — Зажигалочку отдай. Мне пригодится.

Я попытался снять с пальца кольцо с короткой цепочкой, на которой любил пижонски крутить мою любимую зажигалку-талисман. Но то ли от волнения, то ли от влажной погоды палец немножко распух, и кольцо не поддавалось.

— Ладно, не суетись, — многообещающе осклабился шустрик — мол, потом заберем, вместе с пальцем.

Он отошел, встал у окна, направив в мою сторону «наган», чтобы у меня не было и мыслей о сопротивлении. С трех метров не промахиваются.

Комендант расправил плечи и уже не смотрелся мелким чиновником-хозяйственником. Мельком просмотрев мои документы, он кивнул:

— Ничего примечательного.

— Что за комедиантство, Иосиф Антонович? — строго осведомился я. — Вы что, ограбить меня решили? Или в пиратских традициях держать в трюме и вымогать выкуп? Так за меня платить некому.

— Это вы продолжаете ломать комедию, когда все давно понятно… Зачем вы забрали взрывчатку с Алексеевских складов?

— Взрывчатку? — сыграл я недоумение. — Вы меня за кого-то не того принимаете. Я больше по тканям и продовольствию.

— Я вас принимаю именно за того, кто вы есть, эмиссар. Недаром через день вычитывал ваши зашифрованные послания.

— Резидент, — заключил я.

— Вы зрите в корень.

— Тогда зачем все это? — я кивнул на его подручных. — К чему нам при разговоре всякие животные? Мы не можем обсудить накопившиеся проблемы с глазу на глаз, как культурные люди?

— Я те дам животные, борода козлиная! — «Матрос» шагнул ко мне, но был остановлен повелительным и небрежным жестом хозяина.

— Вы как бы вышли из доверия, — спокойно произнес комендант. — И с вами ожидается серьезный разговор. Откровенный.

— Тротила, значит, не хватает? А вы понимаете, что влезли бесцеремонно в узкие текущие вопросы нашей ячейки и порушили всю конспирацию?

— Бывают обстоятельства.

— Взрывчатку я перевез в более укромное место. Подальше от чужих глаз. И от моих психически неуравновешенных сподвижников. Это все, что вы хотели узнать?

— Эх, если бы. Настораживающих фактов гораздо больше.

— Ну так спрашивайте, — продолжал я валять ваньку.

— Не здесь же. А в укромном месте. С глазу на глаз, как вы и предлагаете. Где никто не слышит, не видит. И не поможет.

— Это вы про пытки? — усмехнулся я.

— Вывезем. Все расскажет, легавая сука, — вновь подал голос «Матрос», в нем звучали плохо скрываемые нотки ненависти. Эка я задел его достоинство, которое и человеческим не назовешь.

— Сергей Иванович, не употребляйте язык плебса, это коробит, — укоризненно произнес комендант и снова вернулся ко мне: — А насчет пыток — теперь все зависит от вас.

Я кивнул на кружки и спросил:

— А чаек с кислинкой и хитринкой?

— Как же без этого, — улыбнулся комендант. — Успокою вас, ничего смертельного. Просто вы бы уже пребывали в объятиях сна. И вас бы уже везли в тихое место. А так только создали лишние проблемы.

— Вы же конченый негодяй, — вздохнул я.

— Ох, Александр Николаевич, кому, как не вам, знать, что такие вульгарные человеческие понятия для нас неприемлемы. Мы же не