Дав шенкелей, он старался держаться вровень со скакавшими с боков Блохиным и Чановым. Аллюр всё ускорялся, и вот уже пять сотен кавалеристов несутся в полный карьер, только ветер свистит в ушах.

– Ура-а! – Чуть сместившись, Тимофей хлестнул боковым выскочившего на него турецкого всадника. Куда попал, времени смотреть не было, конная сшибка – дело яростное, быстрое. Вот перед ним ещё один турок, и он уже занёс над своей головой саблю. Еле успел отбить её, а Чайка уже вынесла на другого. Клинок остриём просёк каску Гончарова, а он сам, изловчившись, рубанул турка по спине, проскакивая дальше. Секунды встречного боя пролетели одним мигом, а перед драгунами уже не было неприятеля.

– Разворот! – трубил штаб-трубач.

Чайка послушно выполнила манёвр, а Тимофей, воспользовавшись моментом, выхватил из ольстреди пистоль.

– В атаку! В атаку! – опять гремел знакомый трубный сигнал. Турки тоже разворачивали своих коней для новой сшибки.

– Бам! – грохнул выстрел с левого боку. Вслед за Лёнькой Тимофей послал пулю в ближайшего врага и тут же перехватил правой рукой саблю.

– Ура-а! – донёсся клич сотен голосов. Развернувшийся после отхода в тыл полк Агеева напал на неприятеля с фланга. С другого в это время ударили подоспевшие казаки Богачёва. Туркам оставалось только лишь умереть или попытаться спастись, уходя по пойме речки Кирх-Булак. Их командир развернул свои сотни, и неприятельская конница стремительно понеслась к пойме.

– В дого-он! – скомандовал Подлуцкий.

Вот он, берег речки. Осадив Чайку, Гончаров выхватил из бушмата мушкет и прямо с седла выпалил по скакавшим вдоль реки. Пальцы сорвали клапан лядунки, и вот он уже новый патрон у его рта. Рывок зубами кончика бумаги, и часть пороха засыпана на полку замка. Крышку закрыть. Остальной заряд в дуло, сюда же и пулю. Готово. Щёлкнув курком, Тимофей прижал приклад к плечу.

– В тебя-я, – прошептал он, совмещая мушку с целиком.

– Бам! – грохнул выстрел, и облачко сгоревшего пороха на пару секунд закрыло цель.

Новый патрон. Проталкивая пулю в ствол, он уже по привычке выбирал, куда стрелять. Никаких целей поблизости больше не было. Только валялись внизу у воды и плыли по течению окровавленные тела да скакали без всадников кони. Поредевшие сотни неприятеля прорвались вдоль берега на запад.

– Ничего, и так вон их сколько побили, – проговорил со вздохом Кошелев. – Весь берег пострелянными усыпан.

– Главное, к вагенбургу не прорвались. Значит, будет вам крупа на кашу, – пошутил Копорский. – Тимофей, я не понял, ты что это за тряпку на себя нацепил? Тебе кобуры с сумкой уже мало?

– Знамя это, ваше благородие, – ответил устало Тимофей и, погладив ствол мушкета, вставил его в бушмат.

– Какое знамя? – непонимающе переспросил подпоручик. – Да объясни ты уже толком!

– Ваше благородие, младший унтер-офицер Гончаров у турок в крепости знамя захватил, – ответил за Тимофея Кошелев. – Ну и мы с Блохиным как бы тоже ему помогли. А потом он с Лёнькой ещё и егерского подпоручика, сомлевшего от потери крови, из-за стен вытащил. Так что знамя это турчанское на нём, а не просто какая-то тряпка.

– Та-ак, – протянул, прищурившись, Копорский. – Это что же получается? Получается, что, несмотря на неудачный штурм, наш эскадрон неприятельским знаменем в крепости завладел? О-очень интересно! Под чьей непосредственной командой ты, Гончаров, в бой шёл?

– Под вашей, Пётр Сергеевич, – пожав плечами, произнёс тот. – Возьмёте знамя? – И начал развязывать узел.

– Нет уж, дорогой. А ну поехали к командиру эскадрона.

Потери русских при неудачном штурме крепости Ахалкалак были огромными. Отряд Гудовича потерял 34 офицера и 846 нижних чинов убитыми и ранеными. Оправдываясь в своей неудаче, граф писал министру иностранных дел: «В войске у меня почти половина прошлогодних рекрут, да и самих войск мало… Подвижного магазина нет… Артиллерия не имеет комплекту в служителях. Генерального штаба у меня только лишь один майор и при нём офицер, который недавно только приехал».

Однако же про причинённый туркам сильный урон и захваченное у них в крепости знамя он тоже не забыл упомянуть.

Простояв два дня под Ахалкалаком, главнокомандующий повелел начать отступление к селению Цалка, послав приказание генералам Несветаеву и Рыкгофу ограничиться на своих участках только лишь обороной и прекратить всякие наступательные действия.

Глава 6. Важная бумага

– Вот ведь зараза какая, дюйма три просёк, – ворчал, протыкая кожу каски иглой, Тимофей. – В трёх местах ведь уже была пробитая и порубленная, и вот на тебе, четвёртая дыра.

– Да Бог с ней, Тимофей Иванович, с каской, – сказал штопавший мундир Калюкин. – Главное, самого не просекли. А каски-то всё одно обещали через год поменять.

– Ну, не знаю, – проговорил с сомнением Чанов. – Так-то ещё срок носки на них не вышел. Неужто же казна потратить лишнее захочет? Каска – это вещь дорогая, дороже пары сапог стоит. Стёпка, подавай сюда свинец. – И положил на большой плоский камень пулелейку. – Только ты не спеша лей. Примерься сначала хорошо.

Ярыгин снял с углей небольшую чугунную посудинку с длинной деревянной ручкой и поднёс её к оружейной приспособе.

– Давай лей. – Чанов кивнул, и свинец потёк через отверстия в формочки.

– Младшего унтер-офицера Гончарова к командиру эскадрона! – крикнул подбежавший к артельному костру вестовой. – Приказано вместе с бумагою быть.

– А с какой не сказано? – поддразнил паренька Антонов. – А то, может, с патронною? Вон у нас из неё сколько зарядов крутят.

– Да уймись ты уже, Герасим, – оборвал его Тимофей. – Человек по делу говорит, а ты всё шуткуешь. Сейчас буду, – обратился он к вестовому. – Три минуты только, каску с мундиром поправлю и подойду.

Цалка была селением небольшим, и в домах квартировались только лишь господа офицеры. Нижние чины расположили палаточный лагерь рядом с речушкой, тут же был выпас для казачьих и драгунских коней, разбили отдельную стоянку и полковые обозы.

– Ваше благородие, младший унтер-офицер Гончаров по вашему приказанию прибыл! – постучавшись в дверь, доложился Тимофей.

– Заходи, Гончаров! – крикнул Огнев. – К столу давай.

В небольшом домике, занимая его половину, жили три эскадронных офицера во главе с самим командиром. В комнате сейчас был только лишь один капитан. Сидел он за столом обложенный бумагами, тут же горели две масляные лампы и толстая сальная свеча.

– Принёс? – буркнул Огнев, откладывая перо. – Давай сюда. – И углубился в чтение. – Нда-а, печально, – проговорил он задумчиво. – С вашими уже пятнадцать покойников в эскадроне. Два десятка в полковом и дивизионном лазарете лежат. Четвёртая часть от всех строевых выбыла из строя. Пяти коней и десятка ружей лишились. Как так штуцер потеряли? – Он поднял глаза на стоявшего по стойке смирно унтер-офицера.

– Не могу знать,