него никакого права и должны все вернуть мне! – Глаза в пещерках насупленных бровей горели яростью, шея прокурора агрессивно напряглась.

– Это старая история. Я не знаю деталей и не знаю, где теперь это богатство. Андрей Григорьевич, я не имею отношения к вашему наследству. – Лев выверял каждое слово в попытке убедить прокурора отпустить его на свободу.

– Не знаешь, да? Приехал в мой город, засунул свой нос в мои дела, а теперь ломаешь спектакль, строишь из себя невинного отпускника.

В руке прокурора блеснуло лезвие. Гуров дернулся в сторону, но удара не последовало. Веревка на его ногах оказалась перерезанной, а Болотников спрятал швейцарский нож в футляр на поясе и пошел наверх. Ступеньки тяжело заскрипели под массивным телом. Ноги у оперативника подкашивались, онемев после нескольких часов неподвижности, но он старательно начал подниматься наверх из удушливого трюма в морскую свежесть.

Корабль оказался небольшим рыболовным траулером, которые бороздят морское пространство, вылавливая сотни килограммов рыбы. В рубке мелькал крепкий мужчина в куртке из плащевки, с равнодушным видом он следил за приборами, словно не замечал странностей.

В углу рядом с кучей спутанных сетей лежал человек. Распухшее от кровоподтеков и синяков лицо показалось Гурову знакомым. Перед ним лежал избитый Анатолий Савельев, менеджер страховой компании. Болотников пнул в бок несчастного, но тот даже не пошевелился, только с губ с запекшейся кровью слетел хриплый стон. Но от настойчивого прокурора не так просто было отделаться. Он грубо приподнял мужчину за шиворот и встряхнул так, что тот приоткрыл один затекший глаз.

– Вот этот марки бабкины нашел?

– Он, он! – с трудом зашепелявил Савельев разбитыми губами. – Это он! У него марки, дорогие марки! Обманул меня, подсунул подделку! Помогите! Вы обещали помочь забрать у него мои марки! Забирайте половину, только отпустите меня! Я не вру! Не надо бить больше, я не лгу! Обещаю, буду молчать, исчезну! Отпустите!

Болотников равнодушно толкнул бессильное тело в кучу сетей и кивнул человеку в рубке. Загремело оборудование, сеть зашевелилась и потянулась в глубину моря, увлекая трепыхающегося Анатолия за собой в воду. Прокурор принес из рубки черно-белый экран, показавший то, что творилось под водой: человек в сетях дергался в агонии и судорожно ловил воздух в попытке выбраться из ловушки. Гуров сцепил зубы при виде жуткой сцены. Савельев сопротивлялся из последних сил, а потом его тело бессильно обмякло и повисло на ячейках сетей. Траулер медленно тронулся, сеть вытянулась, и в нее начали заплывать косяки рыб, которые с любопытством приближались к мертвому телу, окружая его серебристым облаком.

– Запах крови рыбы чуют за несколько километров, за ночь объедят его до костей, – прокомментировал прокурор. Он не обращал внимания на происходящее на экране, а хмуро наблюдал за барашками волн за бортом. – Он мне больше не нужен, и интриги его с бабками не интересны. Два жадных идиота использовали сумасшедшую старуху, чтобы наживаться на страховках. Из бесполезных тупиц получилась неплохая приманка для рыб, на большее они не годятся. Но из-за них ты сунул нос в мои дела и узнал то, что тебя не касается. Мне пришлось пойти на крайние меры, вскрыть своего человека из ФСБ, чтобы получить тебя – ты дорого мне обошелся. Старухины марки у тебя, ты их нашел, значит, нашел и мои сокровища. Мои, моей семьи, а не старой потаскухи или нищебродов Жуковых. Где они?

– Я нашел марки, да, но больше не было никаких ценностей. Эти марки оказались у Валентины Песоцкой случайно, их подарила ей постоялица дома престарелых, Клара. Марки украл сын Клары при ограблении коллекционера, наклеил их на обычные открытки и перед арестом отдал матери на хранение. Больше двадцати лет никто даже не догадывался о цене марок, даже Клара и ее муж. Поэтому она подарила их единственной подруге. А потом они перешли к Жуковым. Страховой агент случайно узнал о ценности открыток, пытался их найти в вещах Песоцкой. Его чрезмерный интерес к открыткам и выдал их тайну. Это было случайностью, ценности по праву принадлежат Жуковым. Но вы можете забрать их, я покажу на берегу, где они спрятаны.

Гуров вглядывался в застывшее лицо мужчины у борта, пытаясь угадать его мысли. Ситуация безвыходная, надо не смотреть на экран, где тело Савельева поедают рыбы, а торговаться, объяснять и втолковывать упертому наследнику, что он ошибся и Лев не знает, куда его отец спрятал имущество семьи.

– Марки в Москве у твоей жены, ты уже сообщил обо всем начальству. Ты опять лжешь мне.

Болотников приблизился к сыщику, размахнулся и ударил его так, что брызнула кровь из лопнувшей губы. Потом последовал грубый удар в ребра, затем еще и еще. От болезненных ударов голова сыщика дергалась, а прокурор ритмично, после каждого замаха, выдыхал со злостью:

– Плевать на идиотские марки! Плевать на глупых старух! Плевать на двух жадных болванов! Мне нужно наследство отца! Я разобрал домишко Песоцкой по кирпичику! Я проверил каждый сантиметр на чертовом участке! Где проклятая старуха спрятала мои деньги?!

Он резко остановился и направился к противоположному концу палубы. Кровь из рассеченной брови залила Гурову глаза, сквозь красную пелену он почти ничего не видел. Только массивный силуэт, который тащил за собой что-то мелкое и хрупкое. Лев Иванович услышал знакомый детский голос. Болотников приволок из трюма Аню Жукову, как кутенка, одной рукой. Она тихо всхлипывала и еле слышно шептала:

– Помогите, пожалуйста, Лев Иванович! Умоляю вас, спасите меня!

Взмах руки, и загремела цепь на катушке, зашуршала сеть. Раскрылось устье ловушки, и на палубу с потоками воды хлынула серебристая лавина рыб, из которой с тяжелым шлепком вывалился труп Савельева. Одним рывком прокурор приподнял легкое тело девочки и швырнул его в складки сети, прямо на мертвое тело. Аня завизжала от ужаса и зашлась в истерике, пытаясь соскользнуть и неловко путаясь в конечностях мертвеца и скользких рыбинах. Гуров услышал звук пощечины, и девочка замолчала. Из-за крови на веках и ресницах он не видел, что происходит, только услышал шуршание сетей, которые механизм снова потянул в воду.

– Где мое наследство? – раздались тяжелые рубленые слова вместе со звуками работающей лебедки и двигателя качнувшегося судна.

От запаха рыбы, безостановочного качания и боли в голове после жестких ударов у опера снова подкатила тошнота к горлу. Кровавая пелена сгустилась, стала черной. В темноте мелькнула знакомая фигура – прямая, как палка, старуха в густой гирлянде украшений.

– Я скажу, скажу все, что знаю.

Гуров хотел выкрикнуть эти слова, чтобы остановить мерное постукивание лебедки и тихое поскуливание девочки, но разбитые губы и сухое горло