Молодые командиры – лыжники и эрэсовцы, вероятно, даже растерялись, попав в такую обстановку.

– С первых дней войны не спали на такой постели, – сказал мне один из них.

Я несколько раз заходил к ним в палату. Шутки, смех, заигрывание с молоденькими санитарками. Веселое, жизнерадостное настроение. А в нескольких шагах отсюда, в других бараках, бредят тяжело раненные, кто-то стонет и умирает от менингита, в операционной происходит ампутация ноги.

Жизнь. Война.

Между прочим, к ампутации Милославский прибегает лишь в самых исключительных случаях. Здесь стараются сохранить раненому не только жизнь, но и руку, ногу. А какая тяжелая работа у военного врача!

Живя здесь, встретил Галю и Морица. У Морица был недавно приступ аппендицита, несколько дней он пролежал в госпитале и теперь в сопровождении Гали явился получить справки. Смеялись, острили по поводу того, что я здесь так акклиматизировался и чувствую себя хозяином. Мориц испытывает нечто вроде нежности ко мне. В новогодний вечер он, подвыпив, прижимался ко мне и все спрашивал: «Ведь у вас мог быть такой сын, правда?» Галя со мной очень приветлива.

Начальник здешнего продотдела Громов, молодой парень, москвич, инженер, работавший в Наркомтяжпроме, сам предложил обменять мой полушубок. Действительно, вид у меня невзрачный. Громов притащил полушубок вместо моего кожуха. Правда, полушубок БУ – бывший в употреблении, но зато это все-таки полушубок, с воротником, и мне впору. Вместо своих заплатанных ватных штанов я получил другие, тоже поношенные, тесные, но по крайней мере целые. Меховые свои рукавицы, вместо белых, вскоре ставших темно-серыми, я тут же сменил на новые – зеленые. В общем, Громов меня экипировал. Теперь остается получить суконную гимнастерку и такие же галифе. Но на мой рост пока нет, просто беда!

Как живут старики? До сих пор не могу отправить им посылку.

От Берты ни звука. Срок ее прибытия давно миновал.

9 января

Указ о введении погон. Только и разговоров что о кантах, просветах, звездочках. Уже появляются выражения «офицерская честь», «честь мундира». После войны будет всеобщее увлечение военщиной.

На нашем участке перегруппировка частей. Одни дивизии уходят, другие прибывают вновь. Подготовка к наступлению? Не похоже.

10 января

Много говорим о перспективах войны, о сроках окончательной победы. Большинство редакционных стратегов считают, что война кончится к зиме нынешнего года, некоторые называют даже 44-й год. Общий отзыв о немцах:

– Умеют воевать!

Я полагаю, что при условии энергичных действий союзников война закончится не раньше чем через десять месяцев.

Когда настанет мир – никто не захочет читать о войне. Интерес к нынешней войне вспыхнет спустя несколько лет. Вот к этому-то времени должен быть готов мой большой роман. Героями его будут герои «Родной земли» и «Снегов Финляндии». Хочется написать такую книгу, которая бы пережила меня, явилась бы итогом целой жизни. Пора подумать об этом. Ведь мне уже пятый десяток пошел.

17 января

В московских газетах – образцы новых мундиров. Почти полностью восстановлена форма царской армии. Некрасивые, чиновничьи какие-то мундиры. Почему бы не позаимствовать у англичан их элегантные френчи и бриджи? Германская форма – и та красивей.

18 января

Несколько дней провел с Москвитиным в 250-й. Она занимает сейчас то место, которое занимала 235-я, ныне отведенная в тыл, а еще раньше – 130-я.

Знакомые места. Приняли меня как старого знакомого. Новый командир дивизии, герой Полново-Селигера – полковник Мизицкий26, переведен из 241-й дивизии на место генерала Степаненко, который сейчас командует гвардейским корпусом и воюет на другом участке. Комиссар прежний – радушный и словоохотливый Рожков.

В трехкомнатном блиндаже полковника, не уступавшем иной московской квартире, мы беседовали о взятии Полново-Селигера. Полковник показал карту, где была нанесена операция. Крепкий, с наголо бритой головой, с помидорным румянцем, из категории обиженных: все второстепенные участники операции получили ордена, только ему отказали. Почему – непонятно. Полново-Селигер – единственный успех, которого добилась наша 53-я почти за целый год своего существования, причем операция была проведена очень успешно и малой кровью. Отзывы о Степаненко: не жалеет людей.

Выпили немного, была хорошая закуска. Подавала девушка в красном беретике, в платьице с декольте и в валенках. Глазки скромно опущены. Видала девушка виды!

Жить устроились в клубе, в Мокшее. Спали на составленных скамейках.

С утра до ночи в клубе происходили совещания, семинары, собрания. Сколько болтовни, сколько водолейства – и все это в нескольких километрах от переднего края. Немцы не болтают – действуют. А у нас сплошной местком.

Приехал Горохов. Сделал доклад о подготовке к предстоящему наступлению. Я впервые увидел Горохова. Средних лет, круглолицый, вид довольно плебейский. Говорит культурно, умно, обнаруживает хорошее знание психологии бойца. На психологию вообще напирает. То и дело откашливается.

На санках нас отвезли в полк – 922-й. Старые знакомые. Был на переднем крае, ходил по траншеям. Мороз, молочный туман, деревья в густом инее, кружевные. Траншеи проходят через Большое Врагово, занятое летом. От деревни остались всего две-три развалины. В одной из этих руин копошился снайпер в грязно-белом халате: пользуясь туманом, пробивал в каменной стене бойницу. Немцы, слыша стук, время от времени давали нервные очереди из автоматов. Глубокая, извилистая, занесенная снегом траншея, где почти не видно людей. Это все, что отгораживает нас от врага. Будь у немцев побольше сил, будь танки – как легко прорвать эту жиденькую оборону!

Темные звериные нары блиндажей. Освещение – огонь в печурке либо лучина. И так живут месяцами. Скука, наверное, отчаянная. Здесь рады всякому свежему человеку. Приезд писателя армии – целое событие.

Между прочим, узнал о смерти генерала Шевчука27. Нелепая смерть.

Разъезжая верхом, наскочил на мину. Взрывом оторвало Шевчуку обе ноги.

Быт у нас в Мокшее был неуютный – вокзальный, и поэтому, собрав материал, я предложил двинуться к старику Милославскому. Здесь нас ждал, конечно, самый радушный прием. (Накануне появилась моя статейка о Доме отдыха и о Милославском.) Баня, чистое белье, парикмахерская, чистая постель, великолепное питание, водка перед каждым «принятием пищи». Мы пришли под вечер, переночевали и на другой день после отдыха двинулись дальше. Москвитин был потрясен тем раем, куда он попал, приемом, который нам оказали.

К слову сказать, за то время, что я не был в 2202-м госпитале, Милославский успел соорудить большой клуб, двухкомнатный дом для приезжающих и еще что-то. Энергия этого человека просто поражает. Чудесный старикан!

Он сообщил, что получен приказ приготовить 300 запасных коек. Подтверждение слов Горохова – готовилось серьезное дело. Похоже, доходит