Мы проводим весь вечер, гуляя по городу, заходя в район Салус. К счастью, здесь сохранились библиотеки, и Иллиас улыбается каждой узкой тропинке, по которой я веду его, где стены украшены картинами, а затем садится за стол в таверне.

Иллиас вскользь упомянул, что Иваррон очень хотел, чтобы они навестили меня. И я понял, что он надеется получить какие-то новости о Дарии.

Я видела его уже достаточно раз, и каждый раз он так или иначе сбегал. Я устала от этого, мне была ненавистна мысль о признании поражения, потому что я никогда и ни в чем не терпела поражения.

"Боже, как я скучал по Наре, которая уплетает свою еду так, словно завтра не наступит", — замечает Иллиас, когда я доедаю свое рагу.

Я вытираю рот тыльной стороной ладони и смеюсь: "По крайней мере, здесь мне больше не придется драться с Икером за последний кусок хлеба".

Икер нахмуривает брови, усмехаясь, и я поворачиваюсь к Идрису справа от меня, ожидая, что он будет смеяться, но он не смеется. Он молчит уже большую часть времени, пока мы его догоняем.

"Где твоя резьба?" Он постукивает крепкими пальцами по деревянному столу и смотрит на мою талию, где обычно находится ремешок ножен.

"В казарме. Я не чувствую необходимости использовать его как удачу", — бормочу я, сводя брови вместе и глядя на стоящий передо мной фужер. Что-то похожее на чувство вины пронзает меня. Даже если резьба — это мелочь, которую другие в моей деревне считают шуткой и неважной, она так долго была для меня источником удачи.

Я перестала носить его с собой… с той ночи, когда напали на Адриэля и Орана.

Идрис кладет что-то передо мной, вырывая меня из раздумий.

Я наклоняюсь ближе и хватаю то, что кажется рукоятью из гладкого черного дерева, но лезвия нет: "Что это?"

"Подарок".

Я бросаю на него недоверчивый взгляд: "Подарок за что?"

Он закатывает глаза и хмыкает: "Подарок, потому что я знаю, как сильно ты нуждаешься в новом кинжале, и, несмотря на то, что этот не годится для резьбы, я подумал, что сейчас самое время перейти на что-то более… подходящее для венатора".

Я подпрыгиваю, когда он нажимает на что-то под рукоятью, и с обоих концов вылетают два лезвия, едва достигающие длины предплечья.

"На рукояти нет никаких узоров, поскольку, зная тебя, ты захочешь сделать ее индивидуальной".

Я смотрю на блеск недавно заточенных лезвий: "Сколько это стоило?"

"Он сделал его сам", — говорит Иллиас, когда я поднимаю на него глаза, потягивая медовуху.

Мгновенно я возвращаю взгляд на Идриса. Он качает головой в сторону Иллиаса, как будто не должен был признаваться в этом. Скромность Идриса не перестает меня поражать.

"Правда?" спрашиваю я, мой тон относительно мягок. Я помню, что Идрис занимался резьбой и созданием оружия с того момента, как я научился ходить. Он подружился с нашим деревенским кузнецом, и я все думала, почему он не стал работать вместо дровосека.

Для него создание оружия слишком напоминало отца.

"Потребовалось несколько бессонных ночей, чтобы заставить устройство работать, но в конце концов я добился своего".

Вот почему он выглядит таким усталым.

"Идрис". Я резко вдыхаю, не зная, с чего начать: "Спасибо тебе… за все, что ты сделал для нас, для меня. Тебе не нужно было этого делать".

Мы всегда больше всего ссорились, никогда не встречались взглядами, но его преданность и любовь к нам — это то, чем я восхищалась с самого раннего детства.

Его губы улыбаются. Я знаю, что он хочет сказать мне, что это пустяки, что он сделает это для любого и не будет поднимать шум, но он держит это в себе.

"Как так получилось, что ты получила подарок, а ведь еще не наступил Йоль?" Икер стонет напротив нас, потирая затылок: "У меня только ухо болит от Идриса за то, что он позволил Димпи нагадить ему на кровать".

Иллиас поперхнулся своей медовухой, из него вырвались искры смеха, которые, наконец, заставили улыбку Идриса расшириться, и он тихо засмеялся над Икером.

Я хихикаю, глядя на этих троих, довольная тем, что они здесь, со мной, спустя несколько недель. Никогда я не оставалась без них больше, чем на день, и теперь мне остается только пожелать, чтобы они со временем перебрались в город вместе со мной.

Высадив братьев на постоялом дворе, расположенном в пределах досягаемости и не затронутом нападениями, я прогуливаюсь по тропинкам, позолоченным серебряным светом луны, держа в руках подаренный Идрисом клинок. Улыбаясь, я обвожу взглядом углубления на дереве, уже думая о том, как вырезать на нем что-нибудь. Может быть, снова солнце или имена моих братьев, вплетенные в листья дерева ноготков, которое я так любила.

Какой бы вариант я ни выбрал, мысль об этом прерывается. Улыбка исчезает, когда я замечаю фигуру, покоящуюся в отверстии в стене в форме полумесяца, откуда открывается вид на другой конец города.

Подхожу ближе, оранжевый мех разбегается перед глазами, и я вижу, что это Дарий. Одна нога свисает с луны, другая откинута назад, рука с таким спокойствием перекинута через колено.

Он прислонил голову к изгибу, слегка наклонив ее, чтобы посмотреть на меня: "Приветствую тебя, смертная", — приветствует он, и на его губах пляшет мрачная ухмылка.

Сменив раздражение на внезапную досаду, я нажимаю на кнопку на рукояти и опускаю брови: сбоку выдвигаются сдвоенные клинки: "Драконья свинья".

Дариус усмехается, оставаясь в спокойной позе: "С тобой всегда теплое приветствие".

"И снова здравствуйте, мисс!" Тибит машет рукой, привлекая мой взгляд к себе и своей круглой фигуре.

Я сомневаюсь, улыбаться ли мне в ответ или вопросительно нахмуриться.

Похоже, я не могу сделать ни того, ни другого, так как он поворачивается, ползет по ноге Дария и опускается на его колено.

"Что ты здесь делаешь, Дарий, опять воруешь?" Я произношу его имя достаточно жестко, с таким же успехом можно было бы потянуть за веревку.

Между ночными тенями и масляными фонарными столбами, загромождающими пустую улицу, Дарий выпрямляется на полумесяце, когда Тибит сползает вниз с легким шумом, напоминающим ликование.

Я бы отступила назад, если бы не держала в себе такое упрямство, когда Дарий появляется в ярком лунном свете, освещающем меня. Я