Шрифт:
Закладка:
На обратном пути остановился на перекрестке.
Справа, из-за горы появляется машина.
Слева на бреющем полете близко к земле летит птичка наперерез.
…Из пункта А в пункт В… Из пункта Б в пункт В…
Через несколько секунд в пункте В – на перекрестке – перед моими глазами на фоне синего полуденного неба взвилось легкое облачко из перьев.
Как душа.
Но…
Мне всегда трудно говорить об общем, о всех и за всех.
Я избегал и, как правило, избегаю говорить «мы».
Не чувствую себя комфортно со всеми этими: «до каких пор мы будем терпеть…», «настало наконец время, когда мы…», или: «мы, русские…», или «мы, американцы…», или: «мы, евреи…».
Помню, в декабре 2000 года ночью раздался звонок.
В трубке услышал взволнованный голос замечательной Мариэтты Омаровны Чудаковой:
– Гриша, знаете ли вы, под какой гимн мы с вами будем теперь вставать?!
Драгоценная Мариэтта Омаровна, я вообще не встаю под гимны.
Ни с вами, ни сам по себе.
И не слушаю их.
Письмо протеста я, естественно, подписал, но…
Надгробие
Кладбище в городе Гамильтон.
Надгробный камень:
Здесь покоится основатель кафедры славистики Коллгэйтского университета профессор Альберт Перри.
1902–1993.
Ниже – по-русски:
Я пережил сволочей.
Художники
Духовный уровень
В 1967-м Гройс впервые пришел к Шварцману.
Шварцман в то время рисовал зверей и лики.
Гройс:
– Ваши звери похожи на животных Франца Марка, а лики – на портреты Амедео Модильяни.
Шварцман:
– У вас, молодой человек, мало опыта, и вы еще не научились формулировать. Правильно было бы сказать: похоже на Франца Марка и на Амедео Модильяни, но выполнено на ином, более высоком духовном уровне.
Шварцман и французы
Шварцман:
– Вот французы, наблюдательный народ! Написали про меня: «маленький человечек с триумфальными жестами…»
Потом и сейчас
В 1970-е Шварцман попросил Гройса написать статью о нем в журнал «А – Я».
Гройс написал.
Шварцман прочитал и сказал:
– Потом вам будет стыдно за написанное.
В 1991-м готовилась выставка работ Шварцмана в Третьяковской галерее. Шварцман звонит Гройсу и просит разрешения опубликовать ту самую статью.
Гройс:
– Вы же говорили, что потом мне будет стыдно за написанное.
Шварцман:
– Ну так это ж потом. А сейчас – сейчас.
Давно
1983.
Гройс и Шелковский входят в квартиру Рогинского в Париже.
Посередине – разноцветная гора метра полтора в высоту.
– Миша, это что? Новая работа? Объект? Инсталляция?
– Да нет, я туда с палитры ненужные краски счищаю.
– Большая гора!
– А я и живу здесь давно.
Мне кажется, она… того…
Худяков поссорился с Бахчаняном. Стал говорить, что последний работает в КГБ. На вопрос «почему?» отвечал: «Живет в Америке, английского не знает!»
Вскоре друзья помирились. Сидят как-то вместе. Худяков спрашивает:
– Ты за Иркой, за женой, ничего подозрительного не замечал?
– О чем ты?
– Ты вообще-то ее давно знаешь?
– Со школы.
– Мне кажется, она… того… сам знаешь… ну… КГБ…
– Откуда ты это взял?
– Такому хорошему английскому, как у нее, сам знаешь, где учат.
Сколько стоит?
Коллекционеру Нортону Доджу понравилась работа Худякова.
Додж спросил:
– Сколько стоит?
Худяков загадочно улыбнулся:
– Картина Малевича стоит один миллион. Я хуже Малевича ровно в десять раз. Теперь и считайте.
Янтарная комната
Худяков получил квартиру в доме для пожилых неимущих людей.
Встречает Бахчаняна.
Бахчанян:
– Как ты там устроился на новом месте?
Худяков:
– Ты про Янтарную комнату слыхал?
Бахчанян:
– Причем тут Янтарная комната?
Худяков:
– Вот придешь – увидишь!
Нахамкин испугался
Бахчанян говорит Худякову:
– Генрих, ты бедствуешь. Позвони и попробуй продать работы Нахамкину.
– Уже звонил и предложил ему кое-что повыгоднее.
– Что же?
– Построить мой музей.
– А какая выгода от этого Нахамкину?
– Продавать билеты и богатеть.
– И что Нахамкин?
– Испугался, что я всех затмлю.
Задание
В свой жизни я встретил одного-единственного ученика Эли Белютина. Ученик рассказал, что маэстро на занятиях поставил табурет со словами:
– Вы, конечно, думаете, это просто предмет. Ничего подобного. Произошла страшная трагедия: полчаса тому назад на этом самом табурете ЧЕЛОВЕК ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ! Теперь это уже не мебель. Рисуйте!!!
Считай!
Коллекционер спрашивает Целкова:
– Сколько стоит картина?
– За холст я заплатил 170 долларов, подрамник обошелся в 130, краски – 110, кисти – 80. И пинен – 20. Считай! Ну а дальше – как договоримся.
Тычинки и пестики
Подслеповатый Володя Яковлев любил писать цветы.
После операции в клинике Федорова прозрел.
Вышел в сад и воскликнул:
– Смотрите! Тычинки и пестики!
На что сопровождавший его Плавинский заметил:
– Ох, не к добру эта операция!
Оценки
В Желтом доме Яковлев продолжал работать.
Строгие медсестры проставляли оценки:
Цветы – 5
Портрет – 4
Кошка – 3
Пейзаж – 2
Абстракция – кол.
Особый метод
Художник С. стал повсюду утверждать, что он первым включил советскую символику в свои работы с соответствующей рефлексией, изобрел стиль еще в 1960-е и вообще с него, мол, все и началось.
Его близкий друг, сосед по мастерской, художник Б., сказал:
– Послушай, мы с тобой работаем всю жизнь плечом к плечу. Ты раньше делал совсем другое, я помню прекрасно все до единой твои работы.
На что С. ответил:
– А у меня был особый метод в творчестве: запрусь в мастерской, закончу работу, повешу на стенку, насмотрюсь вдоволь и уничтожу. После чего начинаю следующую: закончу – уничтожу – закончу – уничтожу – закончу – уничтожу…
Известный художник
У известного художника спрашивают:
– Правда, Неизвестный знаменит?
– Да, очень!
Выждав минуту, добавляет:
– На Тайване!
Неизвестный о себе
«Художник Дантова помола».
Что важно?
Бахчанян:
– Я первый Сталина нарисовал!
Комар:
– Важно не кто первый, а кто лучше.
Старик, давай пройдемся
В начале 70-х Эрик Булатов написал картину «Горизонт».
Критики, изучающие искусство андерграунда, сходятся на том, что «Горизонт» явился важным артефактом. Повлиял на ряд художников и даже на целое направление «соцарт».
Кто первый, в данном случае приблизительно так же важно, как в случае с писсуаром Дюшана или «Квадратом» Малевича.
В 1992 году несколько современных русских художников были приглашены для участия
