Шрифт:
Закладка:
— Мой отец был алкоголиком, как и твой, — Мэддокс повернулся и посмотрел на меня. — Он много пил. Прижимал нас к стенам и кричал в лицо. Я мог бы с этим смириться, если бы не мама… — Он замолчал, вновь погрузившись в воспоминания о прошлом.
— Мама была… жестокой, — усмехнулся, опустив взгляд. — Она била нас чаще, чем отец. Но… Удары были не единственным ее оружием. Ей нравилось унижать нас и… — Он посмотрел еще раз на меня, словно оценивая — смогу ли я переварить услышанное, — ей нравилось нас душить.
— Она душила вас? — ахнула я. — Зачем?
Он пожал плечами.
— Не знаю… Полагаю, она возбуждалась, наблюдая за тем, как мерк свет в наших глазах.
Меня едва не стошнило. Что за мать поступает так со своими детьми?
— Мой отец умер, когда нам было семь. Он напился и врезался на машине в дерево. Маме стало хуже. Намного, — добавил он. — Пол и Карен жили рядом с нами в трейлере — так мы познакомились с Эзрой. Они понятия не имели, как плохи наши дела, иначе бы вмешались. Иногда мне хотелось набраться сил и рассказать им о том, что происходило, но боялся свою маму, того, что она могла со мной сделать. — Мэддокс тяжело сглотнул. — Матиасу доставалось больше. Он был отстающим, плохо читал, от этого мама злилась, хотя сама была виновата, поскольку никогда не читала нам и не помогала делать домашнюю работу. Как бы то ни было, — парень покачал головой, — однажды, когда мы учились в шестом классе, учительница Матиаса прислала домой записку о том, что у него проблемы с чтением, посоветовала маме проверить его на дислексию. Мама разозлилась, когда прочитала это… — Мэддокс сжал зубы и потер глаза под очками. — У меня не было проблем с этим, но я сбежал от нее, испугался, что она навредит мне. Спрятался под кроватью, и слушал, как Матиас борется с мамой, пытаясь вырваться. Мы тогда были довольно худыми, — рассмеялся он, но веселья в его смехе не было. — Я услышал, как она затащила его в ванную и захлопнула дверь, — зажмурился, дрожа, словно от холода.
Еще до того, как он продолжил, я знала, к чему все идет.
— Она пыталась утопить его в унитазе, словно… словно он был животным или чем-то подобным, — я предположила, что он сейчас расплачется, но ничего такого не было. Вместо этого под кожей его закипал гнев. Кулаки крепко сжались, словно Мэддокс хотел размахнуться и ударить по чему-нибудь. — Самое смешное в этой истории то, что на самом деле животным была она. Наркоманка и шлюха. В конце концов за это ее и арестовали, а нас отправили в детский дом. Мать предложила копу под прикрытием сексуальные услуги в обмен на наркотики. Нам тогда было по тринадцать лет, и, хотя мы избавились от нее, — Мэддокс уставился вперед, сжав челюсть, — ущерб был нанесен, и он был необратим.
Он рвал траву, впиваясь в землю ногтями.
— Возможно, из-за того, что со мной не обращались так плохо, как с Матиасом, а может просто потому, что иначе справился с происходящим, но я не стал таким озлобленным, как он, — повернулся ко мне, — Мой брат вовсе не мудак, он стал таким из-за нее.
Я поморщилась, мое сердце сжалось от боли за Матиаса и Мэддокса. Ни один ребенок не должен пройти через то, через что прошли они.
— Пока мы жили здесь, — он махнул рукой, — это место было нашим утешением. Когда нам становилось трудно, мы уходили из дома и прибегали сюда. Коллинзы не всегда могли пустить нас к себе, а мама первым делом шла к ним. Она так и не узнала об этом месте. Оно было нашим.
На его лице появилось выражение умиротворения и, возможно, даже счастья.
— В этом месте не случалось ничего плохого, и это делало его особенным. Нас не преследовали здесь плохие воспоминания. Сейчас мы не часто бываем здесь, по крайней мере, я, но оно навсегда останется идеальным.
Он замолчал, взгляд стал отрешенным.
— Знаешь, в подобных случаях, — продолжил Мэддокс, — мы оказались бы в заднице, когда попали в приют, но Коллинзы удержали нас. Мы жили у них, хоть они и переехали из трейлерного парка, но были достаточно близко, чтобы добраться на автобусе, так что вечера мы проводили с ними. Они нас спасли, — с уверенностью произнес он. — Без них Матиас оказался бы в полной жопе, а я? Явно не сидел бы рядом с тобой сейчас, — криво усмехнулся, — и не чувствовал бы себя таким счастливым. Я обязан им всем. Они любили нас, когда другим было наплевать. Все эти годы я пытался найти способ отблагодарить их за доброту, но, наконец, понял, что уже сделал это, полюбив их в ответ. — Мэддокс посмотрел на ручей, наблюдая, как на его поверхности переливается солнце. — Из-за них мы стали заниматься музыкой. Коллинзы считали, что музыка могла бы исцелить наш гнев.
— Матиас тоже играет? — я понятия не имела, что его близнец обладает музыкальным талантом.
— Ну, — Мэддокс хмыкнул, — он поет. Так же играет на пианино, гитаре, но предпочитает петь.
— Никогда бы не подумала, — призналась я.
— Матиас держится в стороне, не обращай внимания.
— Почему ты выбрал барабаны? — полюбопытствовала я.
— Не знаю, — изогнул губы, — просто чувствовал, что так надо.
Мы замолчали — вокруг нас слышались лишь плеск ручья, шелест листьев и пение птиц.
Я отпустила его руку, а он вытянул ноги, убедив меня лечь и положить голову на его ноги. Мэддокс посмотрел на меня с серьезным выражением на лице.
— Знаешь, — начал он, потянувшись, чтобы убрать выбившийся светлый локон с моей щеки. — Я считал, что сложно будет рассказать тебе, но оказалось на удивление легко.
Он провел пальцами от щеки к губам.
— Спасибо, что доверился мне и рассказал, — прошептала я.
Мэддокс прожигал меня взглядом, прослеживая путь своих пальцев, обводивших мои губы по контуру.
— Ты слишком хороша для меня.
— Неправда, — я взяла его за руку, переплела наши пальцы и положила руки на свою грудь. — Я не слишком хороша. Абсолютно обычная, Мэддокс. Просто девушка, а ты — парень. Но вместе, — я протянула свободную руку, обхватив его за подбородок и заставляя посмотреть на меня, — мы нечто большее. Может, не идеальное, но нечто невероятное.
Он ухмыльнулся.
— Ты могла бы стать поэтом, Эмма.
Он снял очки и закрепил на вороте рубашки, так что я не пропустила то, что он подмигнул.
Я
