Шрифт:
Закладка:
Я первая прервала зрительный контакт, не в силах выдержать напряжение момента.
Завтрак мы закончили в относительной тишине.
Я схватила наши тарелки и усердно стала мыть их в раковине. Услышала, как хлопнула дверь в гараж и поняла, что мама ушла в свою студию. Никогда прежде меня не волновало, сколько она работает, но знала, что для нее это не чувствуется, как работа. Это ее страсть, как у меня — музыка. Хотя я сомневалась, что сделаю музыку своей карьерой.
Мгновение спустя я почувствовала, как Мэддокс подошел сзади, и мои мысли прервались.
— Позволь помочь, — он схватил чистую, но влажную тарелку, вытер ее полотенцем и отставил в сторону. Уперся руками в столешницу, склонил голову и посмотрел на меня, от чего я оставила свое занятие. — Я хочу тебе кое-что показать.
— О, — я задумалась. — Хорошо?
Не знаю, почему это прозвучало, как вопрос.
Он криво усмехнулся, взгляд его серебристых глаз стал серьезным.
Я думала, что он продолжит, но Мэддокс взял следующую тарелку из моих рук и протер ее, словно ничего не произошло.
Парни.
С ними так сложно.
На самом деле я посчитала, что он захочет показать мне что-то. Думала, это может быть очередное «приключение», но его взгляд был серьезным, от чего у меня зародились сомнения. Чувствовала, что должно произойти что-то важное, но, возможно, многое было мне не понятно.
Мы закончили с посудой, и Мэддокс предложил заехать к нему домой, чтобы переодеться, прежде чем поехать туда, куда планировал.
Я ждала в машине, потому что не хотела столкнуться с Матиасом. Все еще не отошла от его вспышки после упоминания девушки по имени Реми.
Через десять минут увидела, как Мэддокс вышел из гостевого домика. Он переоделся в другие джинсы, белую футболку и джинсовую рубашку на пуговицах с закатанными рукавами. Когда парень обернулся, чтобы закрыть дверь, я рассмеялась, заметив в заднем кармане барабанные палочки.
Мэддокс сел в машину, бросив палочки в подстаканник и выехал на проезжую часть, не говоря ни слова о месте назначения.
Я решила сесть и расслабиться. Не было смысла переживать.
Двадцать минут спустя он съехал с главной дороги на грунтовую. Я знала, что она ведет в дерьмовый район с обветшалыми домами — хотя на самом деле это вовсе и не дома, а трейлеры — и ужасными людьми… Большей частью наркоманами.
— Зачем мы сюда приехали? — спросила я, вертя головой по сторонам.
Мэддокс поморщился, почесал щетинистый подбородок. Постучал пальцами по рулевому колесу, задумавшись.
— Я посчитал… с того случая в ванной комнате, — я поморщилась, вспомнив, как рыдала на его плече словно ребенок, лепеча о своем отце-мудаке. Он уставился на меня, прежде чем продолжить, — и понял, что не очень-то откровенничал о своей жизни до того, как нас усыновили Карен и Пол. Мне хочется изменить это… Так что я начну с самого начала.
Я тяжело сглотнула. Не знала, что сказать. На самом деле не этого я ожидала, когда он сказал, что хочет кое-что мне показать.
— Мэддокс, — начала я, но он поднял руку, призывая замолчать.
— Не нужно ничего говорить.
Он съехал с дороги на тропинку, которая явно не была дорогой, и проехал еще немного, прежде чем остановиться. Вокруг машины густо росли деревья, скрывая нас от посторонних глаз.
Мэддокс заглушил двигатель и продолжал держать ключ в руке. Он не смотрел на меня, и я чувствовала, что ему нужно собраться с духом.
Мэддокс сделал несколько глубоких вдохов и отстегнул ремень безопасности. Он смотрел на меня с неопределенным выражением на лице.
— Ты готова?
— А ты? — уточнила я. Кажется, этот вопрос был более важным.
Он кивнул, глядя на лобовое стекло.
— Да.
Выбрался из машины, и я последовала за ним.
Мэддокс надел солнцезащитные очки и посмотрел через плечо на то место, где стояла я.
— Идем, — кивнул.
— Сюда? — я указала вперед. — Разве нам не в другую сторону? — Кивнула за наши спины на трейлерный парк. — Думала, ты просто хочешь спрятать машину. Я, конечно, не эксперт, но подобным автомобилям здесь не место, — пробормотала я.
Он ухмыльнулся и подошел ко мне.
— Нет, мы не пойдем туда. Когда я уехал, то поклялся больше не возвращаться в это место.
— Но мы все же здесь? — мне было неловко. Хотелось, чтобы он просто перешел к делу.
— Хоть моя жизнь и была ужасна, было одно место, которое не хранило плохих воспоминаний, лишь хорошие. Его я хотел показать тебе. Мое убежище, — Мэддокс взял меня за руку и переплел наши пальцы. — Я расскажу тебе и об уродливых частях своей жизни, которые разрушали и ломали меня, но сначала покажу красивые стороны.
Не говоря больше ни слова, он повел меня вперед, продираясь сквозь заросли кустарника и ветви деревьев.
— Это недалеко, — сказал Мэддокс.
Он был прав. Через минуту нашего путешествия сквозь заросли деревьев, мы увидели маленький ручей. Я остановилась и закрыла глаза, прислушиваясь к звукам воды.
Открыв глаза, я улыбнулась.
— Это твое счастливое место.
Мэддокс опустился на землю, уперся руками в колени.
— Да.
Он посмотрел наверх, его глаза были закрыты солнечными очками.
Слева росла большая ива. К одной из ветвей были привязаны качели из автомобильной покрышки.
Мэддокс заметил, куда я смотрела.
— Эзра, Матиас и я повесили их однажды. Полагаю, нам было лет по десять, — со смехом добавил он. — Думаю, я был чертовски смелым, когда забрался на дерево и повесил их, — покачал головой и провел руками по лицу, сдвинув очки. — Мы были такими юными, — тихо добавил себе под нос.
Я свела брови на переносице.
— Ты все еще молод.
Он прищурился, поправляя очки.
— Иногда я чувствую себя чертовски старым, — провел пальцами по волосам, взъерошив их. — Жизнь была настолько ужасной с самого начала, что прошлое до сих пор настигает меня, хотя сейчас мы все счастливы и жизнь прекрасна.
Я села рядом с ним и обхватила его предплечье. Опустила голову ему на плечо. Мэддокс смотрел на ручей. Я знала, что он продолжит, когда будет готов.
— Иногда мне кажется, что все всегда было так ужасно, — начал он. — Возможно, были и хорошие моменты с моими родителями, но я был слишком мал, чтобы помнить, поэтому склонен считать, что их не было. — На мгновение парень опустил голову и снова уставился на ручей. — Когда мы были маленькими, они постоянно кричали на нас. Но когда нам исполнилось пять, мама с папой начали нас бить.
Я поморщилась. Пять лет —
