раньше так тщательно и с таким освещением, да и злилась оба раза на неуклюжего недотепу. Пару раз я открывала рот, чтобы что-то сказать и закрывала снова, не находя слов. Скорее всег,о я выглядела весьма глупо, не догадавшись даже поклониться ему.

Каким-то чудом я заметила, как слегка дрогнули мускулы с правой стороны губ. Похоже, моя реакция на его внешность герцога позабавила. Надо отдать ему должное, улыбку он сдержал.

Прождав еще полминуты, пока я хлопала глазами и пыталась сообразить, что нужно сказать, он, наконец, поклонился первым и заявил:

-- Баронесса Розер, я хотел бы поговорить с вами…

От этих простых слов состояние отупения схлынуло. Я, даже не стесняясь, тряхнула головой и, наконец-то, поклонилась ему со словами: «Рада приветствовать вас в своем доме, ваша светлость».

Герцог все еще стоял в дверях, а я, как ожившая кукла, довольно деревянные жестом показала на простой табурет и пригласила:

-- Присаживайтесь, пожалуйста.

-- Благодарю, баронесса, – вот тут он не удержался от улыбки, глядя на простецкую ободранную сидушку.

Заноз там, конечно, не было, но все же это была довольно пожилая и весьма скрипучая табуретка, потемневшая от времени и просто для крепости сбитая дополнительным комплектом проножек. Я запоздало подумала, что можно было бы прикрыть это позорище хоть каким куском ткани или какой-нибудь подушечкой. Но раньше на этом табурете изредка сидел Прон. И ни его, ни меня старая мебель не смущала.

Впрочем, легкая улыбка быстро сбежала с губ герцога, он ловким движением откинул полы камзола и так уверенно сел, как будто даже не боялся, что табуретка под ним развалится.

Первые несколько минут разговор был вежливый и достаточно бессмысленный. Он поинтересовался, есть ли у меня жалобы на крестьян. Я спросила, легкой ли была дорога. Потом мы обсудили достаточно мягкую погоду этой зимы. А затем вошла Леста с большом подносом и, поставив его на краешек стола, начала священнодействовать. Это слегка затормозило беседу и дало мне время окончательно прийти в себя.

Между мной и герцогом пролегла неширокая льняная скатерть-дорожка. Ровно по центру, в низкой фарфоровой вазочке, возникла небольшая композиция из трех пушистых хвойных веточек с вкраплениями каких-то странноватых овальных ягод оранжевого цвета. Следом появились: блюдо с тонко нарезанным сыром и пластинами окорока, тарелочка с ломтиками кекса, который готовили утром и ополовинили за завтраком.

Я поразилась, как искусно были выложены эти самые кусочки. Казалось, что это совершенно целый, только что разрезанный кекс. Перед каждым из нас встали по две стеклянных розетки: одна с медом, другая с вареньем. На краю стола Леста разливала в элегантные фарфоровые чашки ароматный чай из странного тонкогорлого кувшина, впрочем, тоже фарфорового.

Увенчала натюрморт тарелка со свежим белым хлебом. Подозреваю, что горничная несколько минут держала его над плитой, потому что запах был такой, как бывает только у горячей выпечки.

По кабинету щедро, волнами расплывались ноты черной смородины, лесной земляники, сдобы и ванили. Завершающим штрихом стали те самые, ворованные серебряные ложечки, тонко звякнувшие о фарфор.

Леста ловко, не пролив на блюдце ни капли, поставила перед герцогом полную чашку, вторую такую же – передо мной. Только после этого, внимательно взглянув на меня, она скосила глаза на дверь, как бы спрашивая: уйти ей или остаться. Я кивнула, позволяя уйти и вновь поражаясь про себя ее выучке.

За это время я как-то внутренне успокоилась, тем более что герцог пока ни разу не намекнул на наше рыночное знакомство. Я чувствовала, что краснота сбежала со щек и ушей, и я вполне могу нормально разговаривать.

-- Я счастлива принимать вашу светлость, но, может быть, у вас было ко мне какие-то дело?

Похоже, мой вопрос слегка удивил его. Во всяком случае левая бровь как-то забавно «сломалась» посередине и приподнялась забавным «домиком». Герцог неторопливо взял кусочек хлеба, положил сверху пару ломтей ветчины и с удовольствием начал есть, не отвечая на вопрос.

Я окончательно успокоилась: «Ну, милок! В такие игры всегда можно играть вдвоем!». Подвинув поближе кекс, я сосредоточенно полила его вареньем, следя чтобы оно равномерно растеклось по ломтику, но при этом не капало с краев и, полностью увлеченная вкусняшкой, перестала смотреть на собеседника. Я пила чай и наслаждалась вкусом выпечки.

По очкам эту «партию» выиграла я. Не дождавшись поддержки разговора, поняв, что я не чувствую неловкости, герцог решил привлечет к себе внимание и слегка откашлялся.

Я с некоторой задержкой оторвалась от своего чая и, удивленно вскинув бровки, посмотрела на него: мол, чего ты, дорогой гость, хочешь?! Сидим в тепле, пьем чай, на вопросы ты не отвечаешь, так чего кашлять-то?

Похоже, мой маленький демарш его светлость только позабавил. Сейчас он вполне откровенно разглядывал меня с легкой улыбкой. Надо сказать, это была дьявольски красивая улыбка.

Я с трудом подавила внутреннее смущение, напомнив себе: «Любовь Николаевна, стопэ! Это другой мир и другое время, здесь роман между нищей баронессой и герцогом возможен только в одном варианте. Мужик, конечно, красавчик, спору нет, но в его любовницы я не пойду. А вот он вполне может оказать козлом и отомстить. Так что делаем лицо максимально равнодушным и беседу ведем официально, без улыбочек и ухмылочек».

Впрочем, он выше по социальному статусу, на вопрос мой не ответил, поэтому я просто продолжала смотреть на герцога с легким вопросом во взгляде. Ему что-то надо? Вот он пусть и начинает беседу. А то я чувствую себя как боксер на поединке.

Глава 35

Лицо герцога стало серьезным, он даже слегка нахмурился, как бы собираясь с мыслями, и сказал:

-- Госпожа Розер, вы, разумеется, знаете, что герцогский титул я получил не так и давно, всего несколько лет назад. Первое время я наводил порядок и проверял документы, а с весны этого года объезжаю подвластные