В то утро Павел пришел в себя от жуткой боли в бедре. Стиснув зубы, он приоткрыл тяжелые веки и похолодел. Яркий свет, проникающий через распахнутое тканевое окно палатки, освещал стройную фигурку девушки, что склонилась над ним. Густые волосы и очертания ее лица показались Павлу до боли знакомыми и он, словно в гипнотическом сне, пролепетал:

— Лиза, Лизонька…

Он попытался поднять руку, но его плечо пронзила дикая боль и он застонал.

— Тише, лежите, — произнес приятный незнакомый женский голос. Павел, похолодев, пригляделся лучше и увидел, что склонившаяся над ним девушка совершенно не похожа на фею из его грез. У нее были живые серые глаза и темно-русые волосы, лицо ее круглое приятное, можно было назвать хорошеньким и даже красивым, если бы его не портили ее тонкие, словно лезвие губы и нос с горбинкой. Корнилов поняв, что так глупо обознался, словно помешанный, сглотнул и невольно вспомнил момент, когда его окружили французы и он полетел с седла на землю. Внимательно глядя на девушку, которая не сводила с него ласковых глаз со светлыми ресницами, которые придавали ее лицу блеклость, он хрипло спросил:

— Долго я в беспамятстве?

— Почти восемь дней, — ответила Евгения и улыбнулась ему. Павел помрачнел, видя, что девушка слишком призывно смотрит в его лицо. Ему это не понравилось.

— Можно мне воды? — попросил он раздраженно.

— Да, конечно, — засуетилась Евгения и поднесла к его губам крынку с водой. Она хотела помочь ему сесть, но Корнилов отстранил ее руку и, приподнявшись, выпил все содержимое. — Как Ваши раны? — спросила Евгения, забирая у него крынку.

— Сносно, — ответил ей Павел и, вновь упав на койку, прикрыл глаза.

С того дня Евгения крутилась возле Павла постоянно. Она и перевязывала его и обтирала молодого человека влажной тряпкой и кормила его, словно ребенка с ложки и просто тихо сидела рядом с ним, когда он спал. Корнилов, мрачно и как-то отстраненно наблюдая за рвением Евгении, чувствовал себя неуютно под ее неусыпной опекой, отчетливо ощущая, что нравится девушке. Но, Павлу не нужна была преданность Евгении и ее забота, хоть и была нужна ему, но напрягала его. Потому что он прекрасно чувствовал, что ее прикосновения не вызывают в нем никаких страстных ощущений и уже тем более ответных чувств.

В один из вечеров, спустя неделю после того, как Корнилову стало лучше, он полулежал на своей койке и пытался выучить наизусть один из стихов, книжку с которыми дала ему почитать Евгения. Девушка сидела рядом и что-то шила. Ближайшие соседи по палатке спали. В какой-то момент, Павел вдруг ощутил, что Евгения слишком настойчиво смотрит на него. Он перевел взор на девушку и увидел, что она пронзительно, почти вульгарно смотрит на его обнаженную перевязанную грудь. Павел смутился и почувствовал, что вовсе не хочет, чтобы она смотрела на него так. Он натянул одеяло выше и, чуть ниже осев на постели и недовольно спросил:

— У вас нет дел, Евгения? Отчего, вы битый час сидите около меня, словно я маленький? — он пытался говорить вежливо и осторожно, боясь обидеть ее. Ибо девушка была слишком молода и добра к нему. Если бы это была Ксения, он бы выразился гораздо злее, чтобы оттолкнуть ее от себя.

— Мне приятно находится рядом с вами, — просто ответила Евгения и улыбнулась ему. Павел поджал губы и начал искать повод, чтобы заставить ее уйти, дабы она не нервировала его своим повышенным совершенно ненужным ему вниманием. — Я давно хотела спросить вас, Павел Александрович.

— О чем? — спросил он.

— В бреду, вы все время повторяли имя некой Лизы. Это ваша жена?

Павел опешил от ее вопроса и, уставившись на круглое лицо Евгении, нахмурился. Нет, он ничуть не собирался открывать свои чувства этой девице, которая видимо, решила взять его напором и своей бесконечной опекой.

— У меня нет жены, — произнес Павел тихо и, ощутил, что лишь одно воспоминание о Лизе, заставило его сердце биться глухими сильными ударами.

— Значит она ваша невеста? — не унималась Евгения.

— Это не ваше дело, Евгения, — отрезал Павел и, резко захлопнув томик стихов, положил его на походный столик. — И, вообще, оставьте меня, я хочу спать, — докончил он раздраженно и, театрально упав на постель, закрыл глаза. В следующий миг он ощутил, как она оказалась рядом и схватила его за руку. Он открыл глаза и увидел, что Евгения пожирает его взглядом.

— Павел Александрович, выслушайте меня, — пролепетала она срывающимся от волнения голосом. — Едва я увидела вас, я поняла, что люблю вас.

Она наклонилась над ним и, видать, хотела поцеловать его. Но Павел, окончательно опешив от ее поведения, проворно выставил руку, придерживая ее, чтобы она не приближалась к его лицу.

— Евгения, вы переходите все границы! — воскликнул он нервно, поднимаясь на постели и добавил. — Благовоспитанные девицы так себя не ведут. И ваши признания совершенно не к месту, сейчас.

— Вы так говорите из-за этой Лизы? Она в вашем сердце?

— Евгения, не заставляйте говорить вам вещи, от которых вам будет больно, — ответил глухо Корнилов и окатил ее ледяным взором. Эти признания в любви девушки только раздражали его. — И прошу вас, уйдите.

Он увидел, как на ее глазах навернулись слезы и она быстро развернувшись, ретировалась из палатки. Павел проводил ее долгим недовольным взглядом и устало упал на подушку.

— Неужели я никогда не смогу полюбить никого кроме этой гадкой зеленоглазой девицы? — прошептал он тихо самому себе. — Неужели она никогда не исчезнет из моего сердца. Как все надоело…

Санкт-Петербург, особняк Арсеньева,

1813 год, Май

В тот весенний день, сильно похолодало и пошел нежданный снег. С самого утра Лиза ощущала себя нехорошо и боль внизу живота усиливалась с каждым часом. Вечером в особняк Арсеньева был вызван домашний доктор, а на рассвете второго числа, Лиза разрешилась от бремени пухленьким, крепким мальчиком, которому дали имя Виктор.

Еще в прошлом году, в начале декабря Арсеньев, поправившись от своих недугов, снова попытался наладить интимную жизнь с женой и даже, однажды, появился у нее в спальне. Но Лиза, едва увидев старого мужа у себя, прикинулась больной и сослалась на сильное недомогание и головную боль. Арсеньев влюбленный в свою юную жену оставил ее в покое, сказав, что на утро пригласит доктора. Так, Лизе удалось продержаться от домогательств мужа почти две недели. А потом, после грандиозного приема в честь будущего наследника, у Василия Дмитриевича начался очередной запой. Так как Арсеньев совершенно не мог контролировать свою тягу к горячительным напиткам. Собственно, тот самый запой и стал роковым для него. Многолетнее пристрастие к спиртному и расстройство здоровья, вконец, доконали его и в начале года после очередного приступа подагры у Арсеньева случился перитонит и он умер.

Для Лизы это известие стало ударом и она сильно печалилась. Хотя она и не любила мужа, но все же не желала ему смерти. Даже уверения Матрены о том, что Василий Дмитриевич совершенно себя не жалел и пил словно лошадь, не успокаивали ее и Лиза почти на неделю погрузилась в мрачное печальное настроение. Она думала о том, что нехорошо и нечестно поступила с Арсеньевым, скрыв от него, что беременна от другого, а он, наверняка, не заслужил этого. И теперь, он умер. Поделившись своими горестными мыслями с Матреной, Лиза в ответ от горничной услышала, что Василий Дмитриевич не заслуживает слез молодой женщины, поскольку взял Лизу замуж против ее воли, совершенно не думая о том, что его молоденькая жена будет мучиться с ним стариком многие годы. И, видимо, Господь увидел страдания Лизы, как сказала Матрена и освободил ее от старого ненавистного супруга.