— Замочите, — выдохнул Павел, ощущая, что своими словами Ксения резала его словно по живому. Все, что она говорила, было настолько жестокой правдой, что Павел ощутил, как его сердце болезненно сжалось от горечи при воспоминании о коварстве Лизы.

— Ведь, она не только вас соблазняла, — продолжала свою ядовитую речь Ксения. — Я видела, как она с Самойловым шепталась, однажды, у палатки, вот так. Зря вы так переживаете из-за нее.

— С чего вы взяли, что я переживаю из-за нее? — выпалил Корнилов в запале, обжигая ее злым взором больших серо-зеленых глаз.

— Мне так показалась, — пролепетала Ксения. — Как ее брат забрал ее месяц назад, вы ходите мрачнее тучи.

— Это оттого, что мы уже месяц без дела сидим у этой мутной Полоты. А на эту девицу мне наплевать, — возмутился молодой человек и непроизвольно рукой начал гладить плечо, которые сильно заныло в том месте, где было ранение.

Ксения проворно присела к нему на койку. Чуть придвинувшись к нему, она ласково произнесла:

— Болит?

— Немного, — бросил Павел, не оборачивая лицо к ней и стеклянным взором, смотря перед собой. Ксения протянула к нему руку и начала гладить его широкое мускулистое плечо через доломан, пытаясь облегчить его боль. Корнилов никак не прореагировал на ее действия, так и продолжая сидеть, словно заледенев, и смотря в одну точку.

— У меня есть немного водки. Будете? — Ксения достала из кармана фляжку и протянула ее Павлу.

— Я не пью.

— Выпейте немного и боль притупится.

— Знаю я, — бросил Павел, отчего-то вспомнив, тот момент, когда он поил Лизу коньяком, а после того, она говорила ему невозможно ласковые слова, которые проникали в самую душу. Ему вдруг до жути захотелось забыться и чтобы эти глаза цвета мяты, которые постоянно стояли перед его взором уже, наконец, исчезли. Он протянул руку и Ксения, поняв его движение, услужливо открыла фляжку и подала ему. Павел залпом, выпил все содержимое и уже через минуту отдал флягу Ксении. Она же довольно улыбнулась и убрала ее в свой передник.

Водка ударила ему в голову почти сразу, и Корнилов ощутил, что боль в ране и правда исчезла, а его мысли стали более инертными и еще более мрачными. Он надеялся забыться, но ощутил, как в его мысли вместо этого ворвались воспоминания: интимные моменты близости с Лизой у реки, затем в старом сарае. В тот же миг, вспомнился тот последний разговор в палатке, когда он назначил ей свидание и которое так и не состоялось. От этих тягостных воспоминаний, он поморщился и тяжко вздохнул. Ксения, заметив это, немедленно, начала вновь гладить его плечо.

— Еще болит? — проворковала она и ее руки начали уже ласкать его спину. Своей большой грудью женщина прижалась к плечу Корнилова и, опаляя его ухо горячим дыханием, прошептала. — Вы такой сильный…

Эта фраза словно набат застучала в голове Павла и он вспомнил, что такие же слова говорила некогда Лиза. Безумное чувство горечи овладело Павлом и он ощутил, как его душа вмиг наполнилась невыносимыми воспоминаниями о Лизе. Как же ему хотелось, в этот миг, обнять ее, прижать ее к своей груди, его ласточку или просто зарыться в ее волосы и так тихо долго сидеть, вдыхая ее приятный сладкий аромат. Он ощущал, что ласковые руки Ксении уже гладят его затылок и волосы и напрягся. Желание, которые он так долго сдерживал и которое копилось в его душе и теле, только для нее, для его Лизоньки, начало искать выхода. Его затуманенный водкой разум, решив забыться хоть на миг от гнетущих мучительных дум о Лизе, вдруг отразил, что ласки, которыми осыпала его Ксения так похожи на те ласки девушки.

В тот момент, когда рука Ксении достигла его груди, Павел резко повернулся и проворно схватил женщину в объятья. Его губы уткнулись в шею Ксении, а его руки повалив ее на койку, начали неистово разминать ее тело. Ксения, обрадованная тем, что ей, наконец, удалась атака на этого немыслимо притягательного Корнилова, обвила его мощную шею руками и выгнулась под ним словно кошка. Павел же, окончательно потеряв ощущение реальности, начал стаскивать с нее одежду и разминать ее полные полушария грудей руками, чуть прикрыв глаза и представляя в своем больном воображении, что он ласкает Лизу. Ксения умело расстегнула его доломан и уже через рубашку ласкала его большое тело, постанывая под его диковатыми напористыми ласками. Его губы оторвались от шеи Ксении, когда он чуть отстранился, чтобы спустить штаны. В следующий миг он задрал ее юбки. Ксения умело подставила свое тело под него и, раскинув ноги, призывно выгнулась ему навстречу. Без предисловий Павел быстро овладел Ксенией и только начал свое действо, как вдруг ощутил, что происходит, что-то не то.

Ее кисловатый запах, ее мягкое полноватое тело, большая грудь под его рукой и ее прелести, что были под его бедрами, были чужды ему. Словно он на миг забылся, приняв подержанный глиняный кувшин, за благоуханный нежный юный сосуд. Корнилов замер и, словно протрезвев, тупо уставился на женщину, лежащую под ним. Ее томные глаза и рыжие разбросанные волосы привели его в смятение и стопор. Чувства гадливости и омерзения ворвались в его сердце и он резко переместившись вбок от Ксении, оттолкнул ее от себя. Бесцеремонно столкнув ее со своей койки, он процедил:

— Убирайся… — Отметив, что Ксения быстро с четверенек вскочила на ноги и в бешенстве начала одергивать юбку, он прищурился и добавил. — Убирайтесь, я сказал.

— Мерзавец! — выпалила она в гневе. — Да как вы смеете, так поступать со мной! Меня еще никто так не унижал!

Павел зло оскалился и понял, что ему совершенно все равно, что подумает о нем Ксения. Он бросил последний презрительный, холодный взор на дрожащую женщину и оправив свои штаны, упал животом на койку и отвернулся от нее.

— Невоспитанный нахал! Вы не просто наглец, каких свет не видывал! Вы вульгарный невоспитанный солдафон! — закричала в неистовстве Ксения.

— Пойдите прочь, — произнес Корнилов тихо и безразлично, словно его вовсе не занимали ее гневные слова. — Я устал от вашего визга…

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, желая поскорее забыть то, что, сейчас, произошло.

Российская империя, Санкт-Петербург,

Особняк Арсеньева, 1812 год, Сентябрь

Лиза вернулась в дом мужа с первыми заморозками. Петр, как и обещал, доставил ее в целости и сохранности до особняка Арсеньева субботним сентябрьским утром и, оставшись лишь на обед, сразу же уехал, галопом направляясь обратно в действующую армию. В то утро, в парадной, едва увидев своего мужа Василия Дмитриевича, Лиза еле выдержала его радостное приветствие и поцелуй в щеку. Еще по дороге Петр научил Лизу, что надобно сказать мужу. И Лиза, словно заведенная кукла, в гостиной при расспросах мужа, все дословно повторила перед Арсеньевым, чему научил ее Петр. Сославшись на усталость, Лиза отказалась от обеда и укрылась в своей комнате. Там, едва закрыв за собой дверь в шикарную огромную спальню, Лиза упала на голубой толстый ковер и долго мучительно плакала. Спустя час, к ней наведалась ее горничная Матрена и вежливо, через дверь, поинтересовалась будет ли барыня кушать и не надо ли ей чего-нибудь? Лиза отказалась от еды и помощи и велела горничной зайти ближе к семи.