Шрифт:
Закладка:
В наушниках задребезжало.
— Эй, атомщики! — услышал Гедимин голос Кенена. — Вылезайте оттуда, парни. Джед, тебе завтра ещё работать, помнишь? А тебе — следить за реактором.
— Вот и я говорю, — Айзек подтолкнул Гедимина в плечо. — Иди первым. А то ещё останешься…
Кенен терпеливо ждал, пока сарматы отмоются, — оба попали под плотный нейтронный поток и на выходе «светились», а значит, следовало облиться меей и ждать, пока она выцепит всё, что стало радиоактивным. Нейтронностойкий фрил после этого приобрёл багряный оттенок, но не смылся и не растрескался, — новый слой пока можно было не напылять, и Гедимин был доволен. Фрил на базе был, и сармат даже помнил состав, но сомневался, что без Хольгера и Кумалы повторит процесс синтеза правильно. В сети этого рецепта не было — то ли засекретили, то ли он умер вместе с Кумалой.
— Первый вопрос к тебе, Айзек, — заговорил Кенен, когда сарматы выбрались из санпропускника. — Ты имеешь представление о том, что вы там строите?
Айзек мигнул.
— Я показывал чертёж, — сказал Гедимин, с беспокойством глядя на него. Он вроде должен был привыкнуть, что его слушают вполуха и тут же всё забывают, но от Айзека он ждал большего.
— Кому ты его только ни показывал… — вздохнул Кенен. — В чём вопрос? В том, что Джеду пока нельзя светиться. Если макаки будут спрашивать тебя, Айзек, как эта штука работает, и где в неё что засунуто, — ты сможешь внятно ответить?
— Ничего сложного, — отозвался Айзек. — Я им и чертёж нарисую.
— Хорошо, — облегчённо вздохнул Кенен. — Но лучше нарисуй заранее. Завтра я кое-куда схожу, а через день-два они могут захотеть видеть конструктора и ответственного.
Гедимин мигнул.
— Нам разрешат синтез плутония? — недоверчиво спросил он.
— Не торопись, — поднял руку Кенен. — Мне ещё долго бегать. Но… скажу так — нам повезло попасть в поток. Теперь вопрос к тебе. Сколько плутония делает твой реактор?
— Пять с половиной процентов, — ответил Гедимин. — Пять процентов делал старый, я немного его доработал.
Теперь мигнул Кенен.
— Это от чего считается, и за сколько это времени? — уточнил он.
— От массы урана, — отозвался Гедимин, запоздало вспомнив, что в беготне вокруг подъёма выработки Кенен, тогда ещё учётчик, не участвовал. — Цикл — четыре месяца.
Кенен пошевелил пальцами.
— Значит, пять с половиной за четыре… За два наберётся хотя бы два процента?
Гедимин кивнул.
— Зачем прерывать цикл на середине?
— А зачем, по-твоему, макакам наш реактор? — ответил вопросом на вопрос Кенен. — Для красоты? Им тоже нужен генераторный плутоний. Значит, два процента… Это много или мало?
Гедимин пожал плечами.
— Базовая схема Канска даёт полтора процента. До войны это считалось неплохо.
Кенен улыбнулся.
— Теперь понял. Значит, будет чем похвастаться. Скажи ещё раз — с чем мне идти в комитет?
— Графитовая схема Канска, — Гедимин покосился на контейнер графитовых трубок из запасов Айзека. — Два процента выработки, цикл — четыре месяца. Ты думаешь, своего реактора у них нет?
Кенен громко фыркнул.
— Джед, ты до сих пор веришь, что среди людей полно физиков-ядерщиков? Тут глайдер починить некому! Ладно, идите спать, оба. Завтра продолжите, и будет неплохо, если эта штука запустится к середине июля.
Гедимин, попрощавшись с Айзеком, вышел на жилую палубу. Сарматы-ремонтники давно разошлись по отсекам, а Иджес даже успел задремать и не проснулся, когда Гедимин вошёл в помещение. Сармат думал, что отдавать плутоний «макакам» совсем не хочется. «Трудно, когда вокруг столько приматов,» — вздохнул он, укладываясь на матрас. «В Ураниуме работать было проще.»
15 июня 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк
«Ага, понятно. Значит, „fyesi“ без добавлений — это уран. У них урановые реакторы на кораблях… Так, не отвлекайся,» — Гедимин, вынырнув из бесполезных мечтаний о рейде по мианийскому кораблю, занёс новое слово в память передатчика. «А „fyeskyayi“ — это радиоактивные вещества, общий термин. „ Yrryen fyesi“ — ирренций… Что там дальше?»
Пока он соображал, каким алфавитом лучше передать мианийские термины, на экран терминала снова вылез баннер с лунным диском. Поверх диска была пририсована старинная ракета, а на её фоне — три человека: самец с детёнышем на руках и самка. «Новая жизнь на Луне!» — гласила крупная надпись над ними. Гедимин недовольно сощурился, снова стряхнул баннер с экрана и выделил следующий термин. «Омикрон-излучение — „eamya“… Надо было идти на северянский сайт! Как это читается? „Ээмья“? А сигма-излучение — „ easty“… „ээсть“? Интересно, как им удаётся выговорить „э-э“ вместо „йе“? Может, это не по-мианийски? Или вообще аббревиатура?»
Он вздохнул и снова включил передатчик. Обрывок информации, случайно найденный в сети, был крайне важен. «У них вот есть своя терминология,» — с тоской подумал сармат. «А у нас так и не отросла. Не считая ипрона… Как на их языке „ипрон“?»
На экране снова висел баннер с лунным диском и тремя переселенцами. Ракеты в этот раз не было; на фоне диска огромный заяц, вставший на задние лапы, протягивал людям пакет, из которого торчал миниглайд и кусок каркасного дома. Гедимин вспомнил разнообразно раскрашенные ряды построек — кольцами на фундаментах полуразрушенных «автономок», ровными линиями — по пустырям, где каркасники стояли до войны… Такие же плакаты висели на стенах новостроек — Кларк пытался заманить переселенцев.
Найденной страницы уже не было, вместо неё поперёк экрана лежал красный прямоугольник предупреждения. Отделавшись от него, Гедимин вернулся в поисковик — в этот раз на страницу новостей. Досадливо щурясь, он поднял руку, чтобы закрыть её, но перед глазами мелькнуло знакомое слово, и он остановился.
«Обломки грузового барка, пропавшего две недели назад, найдены в поясе астероидов,» — гласил
