Шрифт:
Закладка:
В этих разъяренных толпах герцог д'Орлеан увидел возможный инструмент для реализации своих амбиций. Он был правнуком того Филиппа д'Орлеана, который был регентом Франции (1715–23). Он родился в 1747 году, в пять лет получил титул герцога де Шартр, а в двадцать два женился на Луизе-Марии де Бурбон-Пеньевр, богатство которой сделало его самым богатым человеком во Франции.56 В 1785 году он получил титул герцога Орлеанского; после 1789 года, благодаря своим выступлениям в защиту народных интересов, он был известен как Филипп Эгалите. Мы видели, как он бросил вызов королю в Парламенте и был сослан в Виллер-Коттерец. Вскоре, вернувшись в Париж, он решил сделать себя кумиром народа, надеясь, что его выберут преемником своего кузена Людовика XVI в случае, если измученный король отречется от престола или будет низложен. Он раздавал милостыню бедным, рекомендовал национализировать церковную собственность,57 и открыл для публики сад и некоторые комнаты своего дворца Palais-Royal в самом центре Парижа. Он обладал милостями великодушного аристократа и нравственностью своего предка-регента. Мадам де Генлис, гувернантка его детей, служила ему связной с Мирабо, Кондорсе, Лафайетом, Талейраном, Лавуазье, Вольнеем, Сьесом, Десмуленом, Дантоном. Его соратники-масоны оказывали ему существенную поддержку.58 Его секретарь, романист Шодерлос де Лаклос, выступал в качестве его агента по организации общественных демонстраций и восстаний. В садах, кафе, игорных домах и борделях возле дворца памфлетисты обменивались идеями и разрабатывали планы; здесь тысячи людей всех сословий присоединялись к волнениям времени. Пале-Рояль, как название всего этого комплекса, стал центром Революции.
Предполагается, что деньги герцога и активность Шодерлоса де Лакло сыграли свою роль в организации нападения на фабрику Ревейона на улице Сент-Антуан. Ревейон возглавил собственную революцию: заменил настенные росписи и гобелены пергаментной бумагой, расписанной художниками в разработанной им технике, и производил то, что один английский авторитет назвал «несомненно, самыми красивыми обоями, которые когда-либо были сделаны».59 На его фабрике работало триста человек, минимальная заработная плата которых составляла двадцать пять су (1,56 доллара?) в день.60 На заседании избирательной ассамблеи Сте-Маргерит возник спор между избирателями из среднего класса и рабочими; были опасения, что заработная плата может быть снижена,61 и ложный62 распространилось ложное сообщение о том, что Ревейон сказал: «Рабочий с женой и детьми может прожить на пятнадцать су в день». 27 апреля толпа собралась перед домом фабриканта и, не найдя его, сожгла чучело. Двадцать восьмого числа, подкрепленная и вооруженная, она ворвалась в его дом, разграбила его, сожгла мебель, выпила спиртное из погреба, присвоила валюту и серебряные тарелки. Бунтовщики перешли к фабрике и разграбили ее. Против них были посланы войска; они защищались в бою, который длился несколько часов; двенадцать солдат и более двухсот бунтовщиков были убиты. Ревейон закрыл свою фабрику и переехал в Англию.
Таково было настроение Парижа, когда избранные депутаты и их заместители прибыли на заседание Генеральных штатов в Версаль.
VII. ГЕНЕРАЛЬНЫЕ ШТАТЫ: 1789 ГОД
4 мая депутаты двинулись величественной процессией на мессу в церковь Святого Людовика: впереди версальское духовенство, затем представители Третьего сословия, одетые в черное, затем знатные делегаты, разноцветные и с плюмажами, затем церковные депутаты, затем король и королева в окружении королевской семьи. Горожане заполонили улицы, балконы и крыши; они аплодировали простолюдинам, королю и герцогу д'Орлеану и молча принимали дворян, духовенство и королеву. В течение дня все (кроме королевы) были счастливы, ибо свершилось то, на что так надеялись многие. Многие, даже среди знати, плакали при виде того, как разделенная нация становится единой.
5 мая депутаты собрались в огромном Зале мелких развлечений (Salle des Menus Plaisirs), расположенном примерно в четырехстах ярдах от королевского дворца. Среди них был 621 простолюдин, 308 священнослужителей, 285 дворян (в том числе двадцать представителей знати). Из церковных депутатов около двух третей были плебейского происхождения; многие из них впоследствии присоединились к простолюдинам. Почти половину депутатов Третьего сословия составляли юристы, пять процентов — профессиональные деятели, тринадцать процентов — предприниматели, восемь процентов — представители крестьянства.63 Среди духовенства был Шарль-Морис де Талейран-Перигор, епископ Аутунский. Мирабо, предвосхищая фразу Наполеона о «грязи в шелковом чулке», описал Талейрана как «мерзкого, жадного, подлого, интригана, единственное желание которого — грязь и деньги; за деньги он продаст свою душу; и он был бы прав, поскольку обменял бы навоз на золото»;64 что вряд ли соответствует гибкому уму Талейрана. Среди дворян было несколько человек, выступавших за существенные реформы: Лафайет, Кондорсе, Лалли-Толлендаль, виконт де Ноай, герцоги д'Орлеан, д'Эгийон и де Ларошфуко-Лиан-кур. Большинство из них вместе с Сьесом, Мирабо и другими депутатами Третьего сословия образовали Les Trentes, «Общество тридцати», которое выступало в качестве организационной группы для проведения либеральных мер. В делегацию Третьего сословия вошли Мирабо, Сьез, Мунье, Барнав, астроном Жан Байи и Максимилиан Робеспьер. В целом это было самое выдающееся политическое собрание во французской летописи, а возможно, и во всей современной истории. Щедрые духи всей Европы надеялись, что это собрание поднимет стандарт, на который смогут равняться угнетенные в каждой стране.
Король открыл первую сессию кратким обращением, в котором откровенно признал финансовое положение своего правительства, объяснил это «дорогостоящей, но почетной войной», попросил «увеличить налоги» и выразил сожаление по поводу «преувеличенного стремления к инновациям». Вслед за этим Неккер произнес трехчасовую речь, в которой признал дефицит в 56 150 000 ливров (на самом деле он составлял 150 000 000) и попросил санкции на заем в 80 000 000 ливров. Депутаты судорожно перебирали в уме статистику; большинство из них ожидали, что либеральный министр изложит программу реформ.
Борьба классов началась на следующий день, когда дворяне и духовенство отправились в отдельные залы. Теперь широкая публика пробилась в Зал обедов и ужинов; вскоре она стала влиять на голосование, энергично и обычно организованно выражая свое одобрение или несогласие. Третье сословие отказалось признать себя отдельной палатой; оно решительно ждало, когда другие