Шрифт:
Закладка:
Я быстро двигаюсь сквозь Темные глаза, мимо призрачных фигур гостей, прямо через заднюю дверь, которая меня должна не пускать.
Но дом меня не сдерживает.
Спотыкаясь, выхожу в черно-белую ночь.
Я свободна.
Оглядываюсь по сторонам, с благоговением глядя на дом Вестерфельдов. Спотыкаясь, перехожу дорогу, чтобы лучше видеть, и качаю головой.
Я свободна.
Взбегаю на оставшуюся часть холма, затем направляюсь через площадь Аламо.
Мир странный.
Это похоже на Сан-Франциско, но только неизменные вещи ясны, прочны и реальны, как здания и деревья. Все машины и люди, движущиеся предметы — бледные призраки, большинство из которых слишком тонкие и прозрачные, чтобы их можно было как следует разглядеть.
И краем глаза я замечаю болезненные тени, движущиеся вдоль стены здания.
Продолжаю бежать, проходя мимо призраков людей, иногда сквозь них, и каждый раз меня накрывает волна тошноты.
Я выхожу на Хейз-стрит, поворачиваю направо по Лагуна-стрит и оказываюсь перед своей квартирой.
Десять кварталов.
Все это время я была в десяти гребаных кварталах отсюда.
Это не так уж далеко.
Просто надо поторопиться.
Я смотрю на квартиру своих родителей, но пока не хочу устраивать им засаду. Кладу руку на дверь своей квартиры, зная, что она должна быть заперта, но она легко поворачивается. Что-то подсказывает мне, что все двери в этом мире открыты.
Скользящий звук позади меня заставляет обернуться.
Тени движутся по тротуару на другой стороне улицы. Это тени размером с человека, черные и серые, более плотные, чем должны быть. Они звучат как шуршание змей и паучьих лапок.
Я быстро заскакиваю в свою квартиру, захлопываю дверь, запираю ее на ключ, а затем закрываю глаза, пытаясь сконцентрироваться на том, чтобы снова открыть тот портал, нырнуть во внутренний колодец.
Когда я открываю глаза, пламя уже сформировалось, мерцая красным и желтым, демонстрируя мою темную квартиру с другой стороны.
Я быстро вхожу в дверь, возвращаюсь в мир воздуха, цвета и звука, а затем пламя гаснет, и дверь в потусторонний мир исчезает.
Что, черт возьми, это было?
Я смотрю вниз на свое тело, ожидая, что оно будет другим, может быть, татуировки вернутся, может быть, кожа отвалится или произойдет что-то страшное. Но я выгляжу точно так же, как и на вечеринке. Я прижимаю пальцы к ожерелью, серьгам, смотрю вниз на свои остроносые туфли с шипами. Татуировки не вернулись.
Блять.
Я все еще гребаный вампир.
Оглядываюсь вокруг.
Абсолон был прав. У меня дома действительно воняет травкой. Наверное, пришлось пробыть вдали отсюда, чтобы заметить.
Я смеюсь тихим жалким смехом, оглядывая все вокруг, удивляясь тому, что это место вернулось ко мне.
Ты не получишь его обратно. Ты не можешь здесь оставаться.
Но мое сердце еще не знает этого.
Я падаю в кресло за кухонным столом, закрываю голову руками и разражаюсь слезами.
Я получила все это обратно, но у меня совсем ничего нет.
Родители, которые совсем не мои родители.
Друзья, которые не знают моей правды.
Будущее, которое больше не кажется таким многообещающим, когда где-то есть кто-то вроде Абсолона, который, знаю, выследит меня. Ему даже не потребуется много времени, прежде чем он потащит меня обратно в дом.
«Они приближаются», — говорит голос у меня в голове. «Почувствуй их запах».
Я поднимаю голову, глубоко вдыхая.
Розмарин, фенхель и пало-санто от мамы, одеколон из сандалового дерева папы.
Я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы увидеть их через стекло, они стоят за дверью и заглядывают внутрь.
— Она там! — тихо вскрикивает мама, и мой острый слух улавливает это.
— Осторожнее, Элейн. Мы не знаем, в каком она состоянии, — предупреждает отец.
Осторожнее? Из-за меня? Они думают… Я нападу на них?
Внезапно я получаю от них мощный толчок негативной энергии, проникающий прямо через дверь, вызывая в моей голове образы лезвия, изогнутого и сверкающего голубым электричеством.
Черт, это тот нож, которым они убивают вампиров? Как Солон говорил, клинок мордернеса?
Я вскакиваю на ноги с такой силой, что стул разлетается по кухонному полу, ударяясь о плиту.
Входная дверь открывается, и они заходят внутрь.
— Стойте на месте! — кричу я на них. — Не подходите ближе!
Они остаются на месте, но мой отец закрывает за собой дверь.
— Мы не хотим никого обидеть, Ленор, — говорит мой отец, поднимая обе руки в знак примирения.
— Вы истребители вампиров, — говорю я, чувствуя, как во мне закипает гнев. — Как вы можете не причинить мне вреда?!
— Ленор, милая, — говорит мама своим терпеливым голосом, но он срывается, и чем больше я смотрю на них и вижу страх, чувствую запах их адреналина, тем больше понимаю, в каком напряжении они находятся. Они так же напуганы, как и я.
— Не надо, — говорю я ей, качая головой. — Не пытайся… я не могу…
— Я знаю, ты расстроена. Я знаю, что это нелегко принять, — говорит папа, и его голос звучит гулко. Он делает шаг ближе, и я отшатываюсь, ударяясь о кухонный стол. Боюсь в своем же доме.
— Я знаю, что у тебя, вероятно, есть много вопросов к нам, и у нас есть вопросы к тебе, — продолжает он.
— Нам нужно знать, где ты была, — говорит мама. — Кто забрал тебя. Мы знаем, что кто-то это сделал, но мы не… нам нужно принять меры в отношении человека, который сделал это с тобой.
Она делает мне знак, и я опускаю взгляд на свое платье.
Я хочу сказать ей, что, по-моему, выгляжу нормально, когда ожерелье обжигает кожу, а в нос ударяет запах роз и табака. Я заглядываю в спальню и вижу, как Абсолон в своем черном костюме выходит из темноты, не сводя глаз с моих родителей.
Мое сердце замирает на мгновение.
— Это был я, — говорит он им, такой же хладнокровный и спокойный, как всегда.
У моей матери отвисает челюсть.
— Абсолон? — спрашивает она, когда папа достает из кармана лезвие, светящееся синим.
Абсолон смотрит на лезвие, скривив губы.
— В самом деле? Как быстро ты готов ударить ножом в спину. Или спереди. Это не было бы санкционированным убийством, Джеймс.
— Ты забрал нашу дочь, — выплевывает моя мать.
— Вы забрали дочь вампира, — спокойно парирует он. — И убили их. Незаконно. Я знаю, что гильдия сделала бы с вами.
Моя мать делает шаг навстречу ему. Но она должна знать, что это бессмысленно.
Он просто размытое пятно, оттаскивает меня в сторону, заходит мне за спину, одной рукой обнимает за талию, другой сжимает мое горло. Я кричу, но звук замирает внутри.
— Не будьте глупцами, —
