Но меня не обманывает то, как все это выглядит.

Я знаю, что все это такое.

— Я никогда не буду готова, — говорю я ему, забывая изображать храбрость.

Вкладываю свою руку в его.

— Ты храбрее, чем думаешь, — говорит он мне, сжимая мою руку, едва не раздавливая. Затем выводит меня из комнаты.

Мы идем по коридору мимо роз, которые снова засохли.

«Расцветай», — мысленно думаю я, глядя на них с таким напряжением, что мое зрение начинает сужаться."Расцветай вместе с кровью».

Ничего не происходит.

Только когда мы поворачиваемся, чтобы спуститься по лестнице, я замечаю, как шевелятся розы. Мы скрываемся из виду прежде, чем я успеваю разглядеть остальное, но что-то горячее и золотистое плавает внутри меня, и я подавляю улыбку. Может быть, я правда что-то умею.

Мы спускаемся по лестничным пролетам, в доме тихо и слабо освещено, жуткие тени танцуют на стенах, но по мере того, как мы приближаемся к бальному залу, шум становится громче. Здесь грохочущие басы, музыка, смех и все то, что обещает хорошая вечеринка.

И я чертовски напугана.

Я останавливаюсь прямо перед дверями, впервые замечая символы на них — цветы, которые напоминают глаза.

— Солон, — тихо говорю я.

Он останавливается рядом со мной, его хватка перемещается с моей руки на запястье, становясь все крепче.

— Солон? У меня уже есть прозвище? — размышляет он.

Я пристально смотрю на него. Мне не нужно говорить ему, что я напугана, ведь он хочет, чтобы я была напугана. Но я также знаю, что это, возможно, последний раз, когда я могу сказать ему что-либо наедине.

У меня болит челюсть от того, что я ее сжимаю. Я собираюсь с духом, прежде чем сказать ему:

— Знаю, ты не из тех, кто дает обещания. Но что бы со мной ни случилось, просто… пожалуйста, не причиняй вреда моим родителям. Я считаю, что они лишь пытались помочь мне.

Он пристально смотрит на меня, у него дергается глаз.

— Ты знаешь, почему они хотели увезти тебя на день рождения?

Нет смысла спрашивать его, откуда он об этом знает.

— Чтобы я не перерождалась в городе, чтобы не причинять вреда другим людям.

— Чтобы убить тебя, если что-то выйдет из-под контроля, — говорит он. — Хочешь, чтобы я воздержался причинять им боль?

Я не хочу в это верить. Но киваю.

— Пожалуйста.

Кажется, он на мгновение задумывается над этим, тихо вздыхая.

— Отлично. Даю тебе слово. Хочешь верь, хочешь нет, но мое слово чего-то стоит, — он добавляет себе под нос: — Иногда.

Затем его рука отпускает мое запястье и скользит вверх по моему локтю, другой он открывает дверь.

Мы заходим на вечеринку.

Здесь около тридцати человек, все одеты в смокинги и платья, мужчины, женщины и небинарные личности. Если на вас никогда пристально не смотрели тридцать вампиров, будьте благодарны. Мне так страшно, что, кажется, я сейчас описаюсь.

— Дыши, — шепчет мне Абсолон, когда мы пробираемся сквозь толпу, его рука крепко держит меня за локоть. — Дай им привыкнуть к тебе.

Конечно же, проходит несколько секунд, и вампиры возвращаются к разговору друг с другом, а музыка кажется еще громче. Мне требуется мгновение понять, что это играет «Depeche Mode», и я качаю головой. Конечно, это музыка для вампиров.

Голова Вульфа появляется над остальными, и он подходит к нам, одетый в свой смокинг. Я не могу удержаться от улыбки облегчения, когда вижу его, отчего хватка Абсолона на моем локте становится похожей на тиски.

— Вульф, — говорю я ему, когда он оценивающе смотрит на меня.

— Ну и наряд, — говорит Вульф. — Очень драматично. Ты прекрасно выглядишь.

Я бы покраснела, если бы не была так напугана.

— Спасибо.

Абсолон издает раздраженный звук и уводит меня от Вульфа прямо к паре вампиров неподалеку. У одного седые волосы, что меня удивляет, потому что все остальные кажутся застрявшими в возрасте от двадцати одного до тридцати пяти лет, а кожа у него загорелая. У него темно-красные глаза, брови черные и острые, контрастирующие с волосами и бородой, и он одет в черную куртку без воротника, что придает ему еще более зловещий вид. От него пахнет, как от старой церкви.

Женщина рядом выглядит моей ровесницей, у нее темно-черные волосы до пояса, и на ней кружевное черное платье и бархатные перчатки. Ее помада самого темно-красного цвета, оттеняющая ее светлую кожу.

— Это, должно быть, та самая девушка, — говорит мужчина с неуловимым акцентом. Он протягивает руку и берет меня за нее, и хотя я хочу отдернуть ее, не могу. Я не отрываюсь от его глаз, в которых поблескивают красные омуты, и понимаю, что он принуждает меня. — Я очарован, — говорит он и проводит носом вверх от тыльной стороны моей ладони к запястью, ловко переворачивая мою руку и проводя губами по венам.

Все во мне содрогается от отвращения, но я застываю, не в силах остановить его.

От Абсолона доносится низкий рокот, угрожающий звук, от которого у меня волосы встают дыбом.

— Хватит, — рявкает Абсолон на мужчину. — Ты уже уловил ее запах, — он протягивает руку и хватает меня за локоть, вырывая из хватки мужчины. — И перестань принуждать ее.

Мужчина улыбается Абсолону, его клыки заострены сверху и снизу, как у собаки.

— Просто хочу убедиться, что она та самая, — он смотрит на меня. — Разве Солон не рассказывал тебе обо мне? Я Яник. Меня очень заинтересовала твоя история, малышка. Я знал твоих родителей, настоящих. Они были хорошими созданиями, слишком хорошими. Их ошибка заключалась в том, что они думали, будто могут убежать от своей жизни. Никто из нас не может убежать.

Хотя мужчина говорит непринужденным тоном, во всем этом было что-то зловещее, помимо очевидного.

— Я знал, кто был твоим настоящим отцом, — продолжает он, мельком взглянув на Абсолона. — Джеремайс.

— Это всего лишь слухи, — усмехается Абсолон, но, несмотря на это, его рука ложится мне на поясницу, прижимая к себе. — Это не доказано.

Я заглатываю наживку.

— Кто такой Джеремайс? — спрашиваю я.

— Ах, — говорит старый вампир, снова сверкая зубами. — Как мало ты знаешь. Абсолон не был честен с тобой.

— Она знает не больше меня, — лжет Абсолон.

— Конечно, ты пробовал ее кровь, Солон. Таким образом, ты можешь узнать правду.

— Всего капельку, — неохотно признается он. Его пальцы прижимаются к моей талии сбоку, то ли в качестве защиты, то ли в качестве собственничества.

— Понятно, — говорит Яник, теперь глядя на меня. — Мы можем узнать правду через кровь. Твою историю. Капля не раскроет всех твоих секретов, Солону нужно больше. Но