Шрифт:
Закладка:
Генерал Мармон вспоминал: «Генерал Бонапарт думал о своей жене непрерывно. Он страстно желал ее, ждал ее с нетерпением. Он часто рассказывал мне о своей любви к ней с юношеским воодушевлением и ослеплением. Но она все откладывала свой приезд, и его стала одолевать ревность. Однажды он случайно уронил портрет Жозефины, который всегда носил с собой, и стекло разбилось; он страшно побледнел и сказал: “Моя жена серьезно больна либо изменяет мне”…»
Гром грянул, когда Бонапарт, в очередной раз получив на свое пылкое письмо какую-то отписку, вскипел:
– С меня хватит! Возвращаюсь в Париж, к жене, по которой очень соскучился! В конце концов, я хочу ее обнять!..
Допустить подобное Баррас никак не мог. Бегство командующего армией в разгар боевых действий могло стать провалом всей военной кампании. Да и солдаты, уже привыкшие побеждать, не поймут: гляди, взбунтуются. Узнав от Карно о намерении Бонапарта вернуться, Баррас лично отправился на улицу Шантрен, чтобы переговорить с Жозефиной.
Когда чиновник увидел в квартире генеральши полураздетого Ипполита Шарля, ему ничего не оставалось, как лишь брезгливо поморщиться.
– Праздник кончился, Мари-Роз, – грозно сказал он Жозефине. – Собирайтесь, мадам. Завтра вы уезжаете в Италию.
– Но…
– Никаких «но»! Это постановление Директории. Франция не может рисковать из-за… из-за… – Он вдруг споткнулся и, косо взглянув на дверь спальни, за которой Ипполит, кряхтя, натягивал сапоги, продолжил: – Из-за… каких-то прощелыг!
Громко зарыдав, Жозефина кинулась Баррасу в ноги:
– Но я не могу! Чтоб прямо вот так… Тем более что уже сообщила мужу о своей беременности! Теперь все раскроется. Вы должны – нет, просто обязаны! – мне помочь. Защитить, наконец!
– Без истерик, мадам, прошу…
Баррас понимал, что это был ход. Ловкий и продуманный. Они оба знали, насколько крепко повязаны круговой порукой. Эти двое определенно стоили друг друга. Конечно, он обязательно ее выручит. И плутовка прекрасно это знала. Просто не хотела за все отвечать одна.
На следующий день на улицу Шантрен был доставлен пакет, в котором находилась своего рода «охранная грамота» – письмо с печатью Директории, где сообщалось буквально следующее: «Директория не давала разрешения гражданке Бонапарт уехать из Парижа, поскольку заботы о супруге могли отвлечь ее мужа от дел военной славы и спасения Родины; теперь, когда взят Милан, мы не имеем более возражений против ее отъезда и надеемся, что мирты, которыми она увенчает супруга, не повредят лаврам, которыми его увенчала слава».
Тот самый случай, когда рука руку моет.
26 июня довольные Баррас и Жозефина обедали в Люксембургском дворце. Выйдя из-за стола, они мило распрощались, и вскоре экипаж помчал супругу Бонапарта в далекую Италию. Помимо Жозефины, в экипаже находились Жозеф Бонапарт, Жюно с подружкой и, конечно, Ипполит Шарль. Брат главнокомандующего Итальянской армией смотрелся в этой компании явно лишним…
* * *
Семья Бонапартов была самым большим врагом брака их любимого сына и братца, ставшего по воле судьбы генералом. Это была большая и дружная семья. Корсиканская.
То, что вытворяла их невестка, наставляя их любимому члену семейства «самые ветвистые в мире рога», никого не могло оставить равнодушным. Первым, конечно, обо всем догадался старший брат Бонапарта – Жозеф. Это было несложно, стоило быть лишь чуточку внимательней. Но и без толики внимания неверность Жозефины бросалась в глаза. Ее поведение выходило за рамки приличия. Кроме того, в глазах родителей Бонапарта, особенно его матери, Летиции Бонапарт, шикарная жизнь ее невестки, которая на одни только наряды прожигала целые состояния, могла не самым лучшим образом повлиять на финансовое благополучие всех корсиканских родственников сына. Это было слишком.
Действительно, Жозефина оказалась еще той транжирой! Прикупила целый дворец в Мальмезоне, обставив его с роскошью, достойной королевы[60]. Разбила там огромный парк, в котором нашлось место дорогим оранжереям и целому зоопарку с диковинными зверями. На все упреки со стороны мужа Жозефина лишь строила лукавые глазки и пожимала плечами. Ведь жизнь дается раз, хохотала она. За время отсутствия мужа эта ветреница наделала долгов на два миллиона!
Но и этого Жозефине показалось мало. Она уговорила супруга сделать Ипполита Шарля командиром Первого гусарского полка. Что и было незамедлительно исполнено.
Правда, Бонапарту это назначение вышло боком. Ловкий пройдоха, Шарль вступил в контакт с некоторыми нечистоплотными на руку комиссарами Директории, которые при его посредничестве наладили торговлю армейским провиантом и обмундированием. Армейская коррупция во все времена – настоящий клондайк для мошенников, которых, по большому счету, следует расстреливать на месте. Другое дело, что коррупционеры всегда оказываются слишком могущественными для того, чтобы кончить дни на гильотине или, на худой конец, в петле.
Выкрутился и Ипполит Шарль. Хотя вскоре попался на мародерстве (некоторые из награбленных им драгоценностей неожиданным образом оказались… на Жозефине). Вполне понятно, что происходило это не без ведома ловкого Барраса. Последний, как зловещая тень, стоял и за комиссарами Директории, и за военным министром Ширером, и за спиной Жозефины. Расследование злоупотреблений в армии закончилось пшиком.
Семья Бонапартов продолжала негодовать. Но пока безрезультатно. Их час еще не настал…
* * *
Баррас не случайно отправил прыткого генерала к черту на кулички. С некоторых пор виконт стал бояться этого корсиканца больше огня. Когда боятся – ненавидят. Начальник, потерявший лицо перед своим подчиненным, никогда ему этого не простит. Баррас где-то ошибся. И теперь терзал себя за это. После избрания Шарля Пишегрю, зловещего врага Директории, председателем Совета пятисот, стало понятно, что неприятности не за горами. Причем неприятности – не то слово: надвигалась реальная опасность. Лично ему, Полю Баррасу.
Так и вышло. Законодатели неожиданно потребовали отчитаться о расходах. Хорошенькое дельце. Все равно что потребовать подписать себе смертный приговор. Мало того, в голову кого-то из этих негодяев пришла мысль пересмотреть всю отчетность по золоту, доставленному армией из покоренной Италии. Удар в солнечное сплетение. Конечно, он ждал этого удара. Но все равно получилось слишком больно. Баррас не привык, чтобы его били под дых. Он вообще не любил, когда его били (и, если честно, давно от этого отвык). Тем более – загоняли, как какую-то крысу, в угол. Эти депутаты совсем отбились от рук, хотя многие из них своими креслами обязаны именно ему.
Что ж, придется проучить. Раз и навсегда. Уговоры – пустое дело, не поможет. Только штыками. Вопрос в другом – чьими? Генерала Гоша? Или все-таки поклониться Бонапарту? Кланяться страшно
