Шрифт:
Закладка:
С другой стороны, заботливость наших предков давала и некоторые преимущества — время на специализацию: если в первые годы или хотя бы месяцы жизни персонаж оставался на полном родительском обеспечении, а не с первых дней должен был добывать себе пищу, у него был шанс хорошенько к этому добыванию подготовиться. Это на самом деле не такая пустяковая задача. Начну с глаз: для хищника, не опасающегося за собственную жизнь, выгоднее иметь бинокулярное зрение и четко нацеливаться на добычу. Напротив, потенциальной жертве лучше иметь глаза, расположенные по бокам головы, и круговой обзор. Если животное вступало в жизнь очень самостоятельным и очень мелким, большинство окружающих хищников видели в нем потенциальную еду, и ему волей-неволей приходилось сохранять боковой обзор, что на его карьере хищника сказывалось не лучшим образом. Если же животное могло положиться на родительскую заботу, то оно прекрасно могло справиться с обустройством специальных бинокулярных глаз, не отвлекаясь в юности на коллег по хищному цеху.
Уточню, среди динозавров бинокулярное зрение все-таки со временем развилось, хотя это и обсуждается до сих пор, но узкая морда тираннозавра рекса указывает, скорее всего, на то, что его зрение было бинокулярным, впрочем, и он мог неплохо нацеливаться на добычу. Опять же этот факт порой оспаривается, а уж среди ранних динозавров бинокулярное зрение не было распространено, скорее всего, приблизительно никак.
Другая возможная специализация — создание специальных «хищных» зубов непосредственно под нужды охоты на крупную дичь. Если в детстве тебя снабжают всем необходимым, то не приходится охотиться на всякую мелюзгу, если тебе позволяют дольше пробыть в яйце, обеспечивая его защиту, можно сразу готовиться добывать тех товарищей, что помясистее. В области преобразования зубов млекопитающие и их предки были настоящими профессионалами — именно они «изобрели» клыки и вслед за этим саблезубость, собственно, эксперименты по отращиванию хищных мегазубов начинают еще «пеликозавры». На самом деле это, кажется, и сослужило им плохую службу. Как иногда шутят про саблезубых кошек, это животные, которые могли убить слона, но не могли поймать мышь (и не то что мышь, но даже крысу и любое небольшое существо). То же можно сказать и, например, о самых известных саблезубых пермского периода — горгонопсах.
Разумеется, строение их зубов было намного менее совершенно, чем у саблезубых кайнозоя, к тому же их зубы еще легко сменялись, но это не мешало палеозойским синапсидным хищникам быть заточенными именно под крупную добычу. Их зубы все еще довольно легко сменялись, а это означает, что даже на формирование таких мощных сабель не требовалось много времени (соответственно, и совсем уж затяжного детства), но все же их клыки были очень специальным оружием.
Чрезмерная специализация делала наших хищных предков, находящихся на вершинах пищевой пирамиды, более уязвимыми: когда исчезали подходящие по размерам травоядные, они были обречены на вымирание. Несмотря даже на то, что они приблизились к парасагиттальному расположению конечностей, а может быть, и вовсе их выпрямили, наши предки и наши троюродные прапрадеды проигрывали начинавшим жизнь самостоятельно и менее специализированным — более универсальным архозаврам. Но эта участь постигла лишь крупных животных, мелкая же живность продолжила экспериментировать с наполнением ротовой полости, результатом чего и стал современный сложнейший зубной аппарат современных млекопитающих, который теперь содержит инструменты на все случаи жизни: резцы, клыки, моляры. Теперь мы, млекопитающие, не ограничены узкими специальностями, но чтобы это все вырастить, потребовались миллионы лет эволюции.
Еще один универсальный инструмент, который мы приобретаем благодаря нашему долгому детству, — наш невероятно крупный мозг, на выращивание которого требуется также много времени. Это ярче всего видно на примере людей: наш беспрецедентный огромный (относительно размеров тела) мозг формируется в течение столь же беспрецедентно долгого детства. Огромный мозг требует интенсивного обмена веществ и окончательного перехода к теплокровности. Выше я уже писал, что это также было связано с окончательным превращением наших предков, к тому времени ставших млекопитающими, в нечто землеройкообразное, но эти процессы идут почти параллельно. Существо с большим мозгом трудно долго растить, значит, надо становиться меньше, сокращать путь от карапуза до взрослого животного, но мелкому существу с плохим метаболизмом трудно охотиться и сохранять подвижность прохладными ночами, значит, надо становиться горячими парнями.
Само увеличение мозга могло быть связано и с изменением образа жизни, в том числе с новыми формами родительской заботы: более сложное поведение потребовало более развитого мозга. Уже первые синапсиды были сравнительно заботливыми родителями, но все же они еще не освоили столь сложные формы заботы, как у позднейших плацентарных и даже сумчатых. По-настоящему разрастается мозг у териевых млекопитающих, у которых «лишние» кости челюстей превращаются в слуховые косточки и открывается простор для изменений черепа, однако разнообразная морфология черепов (и не только черепов) млекопитающих могла быть связана еще и вот с чем. При долгом контакте с родителем детеныш может запоминать его черты и фиксировать как сексуально привлекательные, что способствует закреплению случайных мутаций и скорейшему видообразованию. То есть интенсификация заботы может сильнейшим образом способствовать видообразованию, впрочем, оно может сдерживаться тем, что самцы будут реагировать именно на самцов, имеющих с родителем общие черты, наиболее агрессивно: такие возможности продемонстрировало исследование лягушек-древолазов (Oophaga pumillo), имеющих довольно разнообразный окрас[136]. Быть может, необычное разнообразие морфологического строения териевых связано именно с импринтингом. Это, впрочем, может означать, что более