говорить же правду, в самом деле, о том, что песни ещё не написаны. Сначала, вероятно, и в дурку упрячут, но затем может всплыть моя настоящая биография, и я могу оказаться вновь в какой-нибудь Бутырке, и на этот раз Ежов уж точно добьётся, чтобы приговор привели в исполнение. Блин, легче было авторство себе приписать.

— Вот видите, сколько у нас в стране самородков! — повернулся Утёсов к остальным членам оценочной комиссии. — Послушай-ка, товарищ Клим, а не хочешь в моём «Tea-джазе» выступать? Всяко лучше, чем мешки в порту таскать.

Ничего себе, вот так предложение! Соглашаться? Но это значит быть постоянно на виду, а мне лишняя публичность вроде ни к чему. Отказать тоже неудобно, может и обидеться. Чёрт, всё же какое заманчивое предложение!

— А у вас что, вакансия образовалась?

— Вроде того, гитарист болеть часто стал. — Утёсов выразительно щёлкнул себя по горлу. — А у меня с этим делом строго.

— Ясно… Можно я подумаю?

— Думай, никто тебя не торопит. Но учти: Утёсов второй раз не предлагает. Я в Одессе ещё пару деньков задержусь, если что, найдёшь меня в «Бристоле». По-новому гостиница «Красная» называется, но тут все говорят по старинке. Назовёшь свою фамилию, тебя ко мне проведут.

На этом я с Утёсовым расстался, и мы с Варей спустились в зал, где она приберегла мне местечко в третьем ряду. По итогам смотра-конкурса я занял второе место, уступив только победителю прошлого года — хору той самой джутовой фабрики. Был поощрён почётной грамотой и довольно увесистой бронзовой статуэткой почему-то в виде будённовца верхом на лошади. Впрочем, дарёному коню — тут уж в тему — в зубы не смотрят, и свои призы я сразу же передал Варе, заявив, что пусть стоят в красном уголке и служат примером для остальных рабочих порта, которые всё ещё скрывают в себе таланты.

А на следующее утро я держал в руках свежий номер газеты «Правда», раскрытой посередине, и невидящим взглядом пялился в статью под названием «Сорока-белобока и другие пернатые обитатели леса».

Глава 9

— Молодой, позолоти ручку, всю правду расскажу! — Закутанная в разноцветные тряпки старая цыганка с изборождённым морщинами лицом, позванивая рядами монисто, выжидающе смотрела в мою сторону.

Тоже мне нашла молодого… Вокзал — а в эти годы особенно — это непременные суета, гомон, крики, ну и куда же без этих вечных странников из породы перекати-поле!

— Нету мелких, чавалэ, так что не судьба.

— Смотри, молодой, дороги тебе не будет, попадёшь в казенный дом! — крикнула мне в спину цыганка.

Вот же зараза, всё настроение испортила! Хотя и до этого оно было так себе. Со стареньким чемоданом в руке я стоял на перроне, ожидая объявления посадки на поезд «Одесса — Москва». Вот так, решился я всё-таки отправиться в Первопрестольную, повидаться лично с товарищем Сталиным. Если это, конечно, не подстава со стороны ежовских спецслужб. Хотя вполне может быть, что и генсек после разговора со мной — если дело дойдёт до разговора — даст команду на моё физическое устранение. Ну хоть на самого Сталина при жизни погляжу. А то Ежова видел, а Иосифа Виссарионовича не сподобился.

Но на самом деле как же мне не хотелось ехать! Особенно учитывая, что оставлял я своих новообретённых товарищей-докеров и Варю, с которой, как мне казалось, у меня постепенно завязывались отношения. Где-то в углу сознания билась мыслишка, что и с Утёсовым можно было замутить, но опять же… Причём я не был уверен, что даже и без этой статьи в «Правде» решил бы связать свою судьбу с известным музыкантом и его «Теа-джазом». Но я всё же наступил на горло своим чувствам, решив, что личный комфорт может и потерпеть в угоду интересам страны.

Понятно, что расставание прошло не без грусти, особенно с Варей. Мне показалось, что секретарь комсомольской организации едва не всплакнула. Ну что ж, я её вполне понимаю, где она ещё такого красавца, как я, отхватит! Шутка, конечно, но в каждой шутке, как известно… Рвалась меня провожать на вокзал, но я попросил её не ходить. Ни к чему все эти рвущие душу проводы, если Бог даст, может, ещё свидимся.

Хорошо хоть, погода сегодня нормальная, не то чтобы солнечная, но и не льёт с неба. Для середины ноября в этих широтах более чем терпимо.

Двери тамбуров пока были закрыты, а сквозь окна вагонов иногда мелькали тени проводников, занимавшихся своими насущными делами. Таких, как я, возле плацкартного седьмого вагона, куда у меня был куплен билет, набралось человек пятьдесят. С узлами, котомками, чемоданами… Одиночки, семейные пары, с детьми… Кто-то уже громко возмущается, почему за тридцать минут до отправления ещё не впускают в вагон. Куда торопятся, очередь в рай, что ли, занимать?.. Тут бы вообще никуда не ехать.

Накаркал! А может, и цыганка накаркала, на которую я в этот момент засмотрелся, как она ловко облапошивает какую-то городского вида тётку. Потерял бдительность и не заметил, как народ отпрянул в сторону, словно на мне неожиданно проявились признаки проказы, а меня окружили четверо товарищей в форме сотрудников НКВД.

— Гражданин Кузнецов? — поинтересовался старший, с кубиками капитана в петлицах.

Первая волна паники прошла, оставив после себя мокрую от пота спину. Если обращаются как к Кузнецову, значит, не всё ещё потеряно. Вот если бы назвали мою настоящую фамилию, тогда точно можно было бы ставить точку в моих приключениях в прошлом. Тем более что ребята, меня окружившие, явно не намеревались шутить, направив в мою сторону стволы своих револьверов. За исключением капитана, видно решившего, что трёх стволов вполне достаточно.

— Ну, Кузнецов, — как можно спокойнее сказал я. — А в чём, собственно, дело?

— Документики имеются? — проигнорировал мой вопрос капитан.

— Пожалуйста, — протянул я ему временное удостоверение.

Капитан покрутил прямоугольный кусочек плотной бумаги в руках.

— Гражданин Кузнецов, вам придётся проехать с нами.

— У меня же билет до Москвы…

— Гриценко, — кивнул капитан одному из подручных.

Тот достал наручники, и мне не оставалось ничего другого, как дать себя «окольцевать» на глазах у разом отпрянувших в сторону зевак.

— Мухин, возьмёшь его чемодан. Вперёд.

Лёгкий толчок в спину придал мне некоторое ускорение. Через минуту меня уже усаживали на заднее сиденье ГАЗ-MI, того самого пресловутого воронка. По бокам уселись двое, капитан впереди, четвёртый оказался водителем. Как же мне всё это до боли напомнило события трёхмесячной давности!

Всё время, пока ехали, я мучился от состояния неопределённости. Понятно, на чём-то я прокололся, просто так в